Ни на полках, ни на раковине не нашлось и следа присутствия в доме мужчины. Ни бритвы в стаканчике, ни газеты у унитаза. Одни только баночки, скляночки и полуиссохшие растения.

А в самой глубине нас ждала комната, выкрашенная в теплый оранжевато-красный цвет. Ее комната. Прикроватный столик заменял деревянный стул, а нишу в углу занимал узкий шкаф. На подоконнике стояла прозрачная ваза с водой, из которой торчала ветвь дерева с огненно-красными листьями. В комнате царил полумрак – его разбавлял только свет луны, льющийся в окно, и ламп, горевших у лестницы.

Анна прислонилась к дверному косяку и завела руки за спину.

– Ты и правда так думаешь, да? – спросила она.

Я озадаченно посмотрел на нее.

– Ты сказал, что я резко сужу о людях. – Она опустила голову, и прядь волос упала ей на глаза. – А напористой я себя назвала в шутку, если честно. А ты думаешь, что так и есть.

Я спрятал руки в карманы.

– Ты человек горячий и со своими убеждениями. Это и есть напористость, но в ней нет ничего плохого.

Она по-прежнему не поднимала глаз.

– Почему же мне кажется, что лично ты в ней ничего хорошего не видишь?

Я шагнул ей навстречу. Стульев в комнате не нашлось, а садиться на кровать показалось мне неуместным. Комната была тесной сама по себе, но при взгляде на красные стены и потолок она как будто бы еще уменьшалась в размерах. Я прислонился к распахнутой двери.

Анна вскинула взгляд:

– А теперь срочно скажи обо мне что-нибудь хорошее.

– Ты из самых напористых и вдохновляющих людей, каких я только знаю. Ничего кроме любви я к тебе не испытываю, честное слово.

– Надо почаще играть в эту игру, – заметила Анна. – И делать друг другу комплименты. Это многое изменило бы.

Я потянулся к ней и заправил прядь ей за ухо.

– Но ведь поддерживать друг друга – это и есть наша главная цель. Мы же с тобой вовсе не воюем.

– А тебе сказать комплимент?

– Совсем не обязательно, обойдусь и так.

– А я и не говорила, что это обязанность. Это мое желание.

Я обхватил пальцами книжечку спичек у себя в кармане.

– Рядом с тобой я чувствую себя в безопасности, – сказала Анна. – Ты понимаешь, что это значит? Это редкое качество в мужчине.

– Если оно важно для тебя, то и для меня важно. Это главное, что мне нужно знать.

Анна поддела ногтем щепку, торчащую из дверного косяка.

– Когда я рядом с тобой, мне кажется, что все хорошо. При этом, странное дело, внутри будто узел сжимается, но это не страшно. Наверное, прозвучит глупо, но ты словно мой дом. Раньше я ничего подобного не испытывала.

Я опустил взгляд на костяшки пальцев.

– Приятно слышать.

– Но это еще не все. Ты всегда таил в себе опасность. Находился под запретом. С тобой мне было одновременно и спокойно, и безумно страшно, и я до сих пор не пойму, кем же тебя считать – злодеем или добрым волшебником?

Ее слова безбожно путали мои чувства. Слушая их, я словно смотрелся в зеркало.

– А знаешь, что мне показалось приятней всего? – спросила она. – Когда ты прижался ко мне в поезде. Вот это было чудесно.

Во рту у меня все пересохло, мне захотелось поскорее глотнуть холодной воды, чтобы успокоить горло и расчистить путь для слов, которые – я это понимал – обязательно нужно сказать.

– Я скажу тебе, чего я хочу, – продолжала Анна. Ее лицо по-прежнему окутывали тени. – Твоих рук в моих волосах, губ на шее, хочу, чтобы ты нежно занялся со мной любовью, будто и впрямь ко мне неравнодушен, а потом подхватил бы на руки, прижал к стене и жестко отымел, чтобы я почувствовала, какой же ты. – Она отломила щепку кончиками пальцев. – Неужели такой Ник – лишь плод моего воображения?

– Какой? Который хочет трахнуть тебя у стены?

– Не хочет, а может.

Больше терпеть не было сил. Я шагнул к ней, обвил руками ее талию, и она в ответ прильнула ко мне. А в следующий миг наши губы встретились. Дыхание слилось воедино. Натиск ее языка пробудил каждую клеточку моего тела.

Я осыпал поцелуями черноту волос, рассыпавшихся по ее плечам. А потом опустился на край кровати, притянул ее к себе, скользнул рукой под блузку и начал ласкать кожу.

– Подожди, – сказала Анна, обхватив ладонями мое лицо, и я поднял на нее взгляд. – Ты уверен?

Я задумался о том, как полагается поступить на моем месте примерному мужчине, о том, чего от него ждут в такой ситуации. О том, что прикосновения к другой женщине должны бы будить внутри нестерпимый стыд. Вот только Анна не была «другой женщиной». Она была мной, а я – ею, а стыдиться хотелось всего остального в этой жизни.

Я закрыл глаза и кивнул.

Видимо, она расценила мое молчание как неуверенность, потому что сказала следом:

– Нет, – и поцеловала меня в лоб. – Все должно случиться иначе.

Мы ненадолго затихли.

– Ничего, если я у тебя заночую? – спросил я. – По-дружески, если угодно, – или как тебе больше нравится это обозначить.

Анна погладила меня по волосам и приподняла мое лицо, заглянув в глаза.

– По-дружески? – переспросила она с улыбкой. – Так вот мы с тобой кто? Друзья?

* * *

Мы проснулись на рассвете от звона церковных колоколов. Солнце слепящими лучами лилось на постель, согревая одеяло, окутавшее наши полуобнаженные тела. Лежали мы врозь, но наши ступни соприкасались.

Я повернулся на бок, чтобы лучше ее видеть. На моей памяти впервые ее лицо было таким открытым.

– Во сне ты похож на маленького мальчика.

– Так ты за мной наблюдала?

Она легонько толкнула мою ногу своей.

– Я часто думала, каково это – спать с тобой в одной постели.

– Откровенно говоря, ты давно это знаешь.

Анна улыбнулась:

– Есть вещи, которые забываются. Никогда не знаешь, что останется в памяти, а что нет. К тому же это моя постель, не забывай. Тебе она в новинку.

Я потянулся к ней и нежно коснулся пальца, где раньше было кольцо.

– А с этим что случилось?

Она высвободила руку и скользнула под одеяло, подальше от моих глаз. Я последовал ее примеру. Ткань коснулась моего уха. В том тесном пространстве, которое мы с ней обустроили, царили и свет, и мрак – и спрятаться тут было негде.

Анна повернулась ко мне и подоткнула ладони под щеку.

– Люди меняются, – проговорила она, немного помолчав.

– Бывает и так.

– А по-моему, так всегда. Порой