— Почему ты так говоришь?! — он сорвался с места и в один миг оказался подле меня. Опустившись на колени, обхватил мои руки, прижимая их к груди. — В чём ты можешь быть виновата?!

— Будь я хорошей — ничего не получилось бы. Я никогда не была доброй. Никогда не была хорошим человеком, — наклоняюсь к нему с горячим шёпотом и слова льются из сердца потоком:

— Разве ты никогда не думал об этом? Я всегда действовала в своих интересах. Выживание…

— Ты искупила всё, что только можно искупить после смерти Лико. Ты…

— Это было удобно, — оборвала его, замечая, что он всё также неотрывно смотрит в глаза и будто влезает в душу. Так хочется остановиться и просто позволить ему залезть в сердце, чтобы сбежать вместе куда-нибудь, где не будет этого разговора и того, что сделаю потом.

— Ровно до момента, когда обрела и потеряла тебя. Вновь лишившись сердца — полностью поддалась тьме. Поддалась своей сути — следовать, а не вести. Ты хоть знаешь, что я натворила?! — мой голос с шёпота поднялся до крика и, вырвав руки, прижала к губам, пытаясь остановить зарождающуюся истерику. Вель тянется следом и я ускользаю, выбираясь из кресла и отходя в сторону. Я дышу. Медленно, пытаясь успокоить огненную бурю. Жестом вынуждаю его замереть. И продолжаю говорить:

— И дело даже не в тысячи погибших волков во время создания Дикой охоты. Речь идёт о Хельге и Олеге. Ахлике. Броне. Вальте. И всех тех, кого я знала и кого любишь ты, — обернувшись, с обречённостью договариваю: — Они все стали частью охоты. А я даже не подумала об этом. Они теперь в огне. Может погибли во время одной из битв. Сгорели? Или лишились личности, отдавшись жажде крови и насилия? Я не знаю. Мне было всё равно до момента, как узнала, что ты жив.

— Елена, это была не ты. Мне объяснили…

— Нет! — гневливо перебила его. — Это была я! Тьма, горе, потеря и боль — несущественны! Это была я! — чеканя слова, кричу на него. — Я забрала их. Сожгла королей. Уничтожила целый мир волков, превратив его в пустыню! Из-за меня люди умирали в дальних пределах — никого не осталось, чтобы убивать монстров! Я… — голос оборвался.

Я начала задыхаться. И тогда позволила ему обнять себя, прижимая сильно-сильно, буквально вдавливая в грудную клетку до хруста костей и суставов. До боли. До кровавых отметин. Я тянусь вверх и шепчу из последних сил:

— Я впустила его в этот мир. Понимаешь? Он здесь — из-за меня!

— А мне плевать. Слышишь? Плевать! Да пусть горит этот мир — я тебя не оставлю, — и он улыбается, а в глазах просыпается огонь. — С того момента, как увидел тебя — истерзанную будто тряпичная кукла, умирающую, неживую — маленький человечек в мире волков. Я увидел, как ты возвращаешься с того света и подумал: «Как может кто-то обладать такой силой воли?» И это засело в голове. Как ты умудрялась каждый раз выживать. Сопротивляться. Несмотря ни на что. С достоинством. С честью. Я влюблялся каждый день. Это становилось невыносимо — видеть тебя и не трогать. Нельзя трогать — ведь я знал, что если сделать что-то не по твоему — возненавидишь и исчезнешь. Придумаешь как и уйдёшь, а это почти смерть, — он касается моих волос, продолжая мягко улыбаться.

— А потом всё остальное потеряло значение. Я чувствовал барабаны, искал способ сопротивляться им, и вот чудо — мысли о тебе глушили их. И я тянулся за тобой и выжил, — улыбка сошла с лица. — Я всегда следовал к тебе. И когда прогнала, чтобы воссоединиться с Арманом и Лико. Я не ушёл. Даже смог договориться с Арманом, чтобы помочь ему вытащить тебя из рук Демьяна. А потом… ты считала меня мёртвым несколько месяцев и это чуть не убило тебя. Я же знал, что ты мертва пять лет, — он наклонил голову и уже я прикоснулась к его лицу, чтобы он продолжил говорить:

— Твой отец смог восстановить меня. Я не сопротивлялся его власти, позволил ему сделать это со мной. Чтобы выжить. Чтобы помочь ему в войне против того, кого считал виновным в твоей гибели. Только эта цель и Деймон держали меня в живых.

— Месть, — понимающе говорю в ответ и он кивает головой.

— А узнав, что ты жива. Увидев тебя. Почувствовав в своих объятиях… я понял одну простую вещь — весь этот гигантский мир — не существенен, если в нём нет тебя. Я пойду за тобой куда бы ты не пошла. И сделаю всё — ради тебя. Ты моя жизнь, слышишь? Я принимаю тебя целиком и полностью.

— Тогда этот мир сгорит дотла, потому что это мой путь, — и я начинаю смеяться. — Вель, я люблю тебя так сильно, что готова рискнуть и попробовать остановить его, но… твоя любовь… она как одержимость. Как те чувства, что я сама испытывала к Каю под воздействием неона. Я…

Вель не даёт мне ответить — впивается в губы опаляющим душу поцелуем. И кажется, будто вся комната вспыхнула огнём. А в голове звучит ответ:

«Одержимость оканчивается со смертью. Наши чувства продолжат гореть и после конца времён».

Глава 24. Так разбуди меня, когда всё закончится

Он будет рвать меня зубами

Вгрызаясь в плоть, ломая кости

Как спички зажигая, карту из

Капель моей крови составляя

Так открывает путь на небо

И всё ещё желает, чтоб с ним

В кровавую луну сегодня улетела

Но коли откажусь — до мозга доберётся

Взломается суть, сотрёт иное

То, от чего наружу лезет непокорно-злое.

И как бы не хотелось от него сбежать -

Увы, придётся потерпеть

Иль переждать.

— Я не рассказала о вас Девону.

На Шефа тяжело смотреть, ведь я уже знаю, что это не он. Не его настоящая личность. Личина. Удобная маска. Под которой скрывается дракон Девос. Отец Девона.

Времени совсем мало, но я должна была попытаться хоть что-то сделать. Ко мне вернулись силы желать противостояния. И возвращение дракона была как раз кстати.

Мы расположились на одной из крыш, подальше от оставшихся жителей замка. Сегодня ветер поутих, но холод всё также пытался прорваться сквозь обнажённую кожу. Ему не везёт — я уже давно не испытываю озноб как обычный человек.

— Не люблю находится в этом мире. Никогда не любил волков, — пространственно заговорил он, засунув руки в карманы брюк и подойдя к краю крыши, с которого открывался прекрасный вид на замороженную долину. — Волки всегда отличались грубостью и жестокостью по отношению к слабым. Если ты слаб — должен стоять на коленях, подставив шею. Никогда не понимал, почему Мэ'а'ли так тянулась сюда. Волка нельзя приручить. Он дождётся момента и вцепится в глотку, чтобы вырвать её. Неосмотрительность моей возлюбленной привела к вымиранию видов. А ведь мы считались великими именно потому, что были самыми сильными из всех.

Развернувшись, Шеф показал своё лицо. В движении, оно уже начало меняться, поплыли очертания фигуры, как гуашь в банке с водой, текучая река, и в итоге передо мной стоял совсем иной мужчина. Скорее даже глубокий старик с обезображенным лицом. У него не было ресниц и бровей. Волосы на голове — стрижены под белоснежный извивающийся волной ёжик. Скулы широкие, челюсть квадратная, сильно выступает вперёд. Губы искривлены вниз, тонкие и белые. У него длинные мочки ушей, будто оттянутые украшением к шее, а верхняя часть раковины треугольной формы, совсем как у фей. Я хотела бы сказать, что когда-то он был красивым, но не знаю. Слишком много отметин.