— Хотите бросить его в пекло? Он не выдержит.

— Я уверена в обратном. Иначе махнула бы рукой и постаралась забыть о нем. Я сделала ставку на этот проект. Поставила на него все. Свою жизнь, карьеру, деньги, благополучие. Либо я его вытащу из болота, либо мы утонем вместе. Третьего не дано.

— Зачем вы мне все это рассказываете?

— Мне нужна ваша помощь, Полина. Вам надо убить человека и поджечь дом Слепцова. Я уверена, что он вновь приедет за вами в бар. Вы в его жизни играете роль отдушины. Павел начинает метаться. Он растерян.

— Вы сумасшедшая? Психопатка! Убийство — ваше хобби, но не мое.

— Конечно. Сейчас я вам продемонстрирую, как легко убить человека.

Лиля достала из письменного стола пистолет, передернула затвор и крикнула:

— Эй, ты, рыжий. Да, да, ты. Подойди ко мне.

Осветитель, стоящий на стремянке, слез с лестницы

и с растерянным лицом подошел к начальнице.

— Слушаю вас, Елена Сергеевна.

— Слушать уже поздно. Я тебя увольняю.

Она направила ствол в грудь молодому парню и выстрелила.

Пуля разорвала ему куртку, из груди хлынула кровь. Его отбросило назад, и он замертво свалился на пол.

Полина вскрикнула и прижалась к спинке стула.

— Видите, как все просто.

Девушка была страшно напугана.

— Ладно, Гарик, вставай.

Покойник, как ни в чем не бывало, встал.

У Полины волосы встали дыбом.

— Таким же образом вы убьете шантажиста. Того самого, из банды Кери. Он приедет в тот день, когда Павел привезет вас в свой дом.

— Как вы это сделали? — хрипло произнесла Полина.

— Это же кино, дорогая подруга моего мужа. Покажи, Гарик.

Осветитель разжал ладонь. В ней лежала коробочка, похожая на спичечный коробок с кнопкой. Он начал нажимать на кнопку, и его куртка рвалась во всех местах, брызгая кровью.

— Хватит, Гарик. Иди, переоденься. — Лиля улыбнулась. — Достоверно, не правда ли? Кровь настоящая. Мы берем ее на скотобойне. Тело защищено стальной пластиной, чтобы не обжечь кожу. Пули холостые. В момент выстрела жертва нажимает на пульт. Пистон взрывается, рвет пакет с кровью и разрывает одежду. Старо, как мир. В кино мы к этому привыкли, и ни у кого не возникает вопросов, как проделывается трюк. Но в жизни мы к таким неожиданностям не готовы. Конфликт организует актер, играющий роль шантажиста. В какой-то момент он уронит пистолет. Вы его поднимете и выстрелите. Павел не сможет поднять руку на человека. История приведет к банальной драке.

— А как я, по-вашему, устрою пожар? И зачем он нужен?

— Дача Слепцова — его панцирь. Как собачья будка, в которой он прячется от людей. Он нужен нам в Москве. Не беспокойтесь. Я строю ему хороший дом, и он без жилья не останется. А старый курятник пора уничтожить. Там он окончательно сопьется.

— Поджигать я ничего не буду. Делайте это сами. В конце концов, шантажист может приехать не один, а с бандой. Они и подожгут дом. Способ простой. Дом деревянный, сгорит как факел, а на столе у Павла стоит керосиновая лампа. Он зажигает ее по вечерам. Она создает уют. Разлившийся горящий керосин — приговор старому дому.

— Хорошая идея. Вот видите, Полина, мы сумели понять друг друга, и вы приняли мою сторону.

— Не вашу, а свою. Больно смотреть, как такой человек спивается. Одно понятно, хуже вы ему не сделаете. Хуже некуда. И потом он вас любит. Это я знаю наверняка.

Эпизод десятый. Камера первая. Дубль шестой

Старик разговаривал по телефону, прижимая правой рукой трубку к уху, а в левой держа текст. На кончике носа очки. Костюмерша застегивала на спине крючки пластикового панциря. Что собой представлял панцирь? Грудная клетка и живот. Что-то похожее на кожаные доспехи римских легионеров. Гримерша стояла в ожидании с кисточкой в руках. Рядом на постели сидел узкоглазый полноватый мужчина.

— Хотите приехать? — спросил старик и глянул на узкоглазого.

Тот показал ему на стрелки часов.

— Днем у меня процедуры, — продолжал говорить старик в трубку. — Буду ждать вас вечером. Часов в восемь.

Старик положил трубку и облегченно вздохнул. Титры дали пояснения.

«Заслуженный артист России Виктор Львов. Пенсионер».

— Кажется, я его уболтал. Мне показалось, что писатель очень волнуется, как юноша перед первым свиданием.

— Нам и надо, чтобы он волновался, — улыбнулся узкоглазый.

Титры появились, когда его лицо увеличили до крупного плана.

«Народный артист Казахской ССР, режиссер Аликбек Дирюкенов».

— Отличный экспромт, Виктор Петрович. Текста с вором в законе, торгующим вашими пластинками, не было.

— Из другой роли вспомнил. Изначально моя роль не предполагала никакого текста. Я должен играть покойника. Но вы же сами решили не давать Слепцову адреса, а только телефон. Соответственно, он должен позвонить и напроситься в гости.

— Решение правильное. Нам нужно знать время его появления, а не ждать у моря погоды.

— Но зачем тянуть до вечера?

— Вы-то со своей задачей справитесь, нет сомнений. С массовкой трудно работать. Людей набирали с улицы, рыночные торговцы, гастарбайтеры, по большей части из бывших союзных республик. Многие по-русски не говорят. С шести утра репетируем. Каша получается. А нам нужно организовать равномерное движение в обе стороны. Один несет чайник на кухню, другой кастрюлю из кухни. И каждому надо дать старт, рассчитать интервалы, чтобы они не посшибали друг друга с ног. Жизнь муравейника упорядочена и продумана. Это нам с высоты нашего роста видится кишащая куча. На самом деле все заняты своим делом. Муравьи — трудолюбивый народ и не ведут праздную жизнь. Коммуналка, общежитие — это тоже своего рода порядок.

Львов слушал и молчал. В это время гримерша работала над его лицом, а костюмерша надевала рубашку на панцирь.

Дирюкенов посмотрел на фотографию из журнала и на артиста.

— Похож. Очень похож.

В кадре появилась девушка в белом халатике.

— Аликбек Нурсултанович, а зачем ему панцирь?

— Чтобы дышать, Катенька. Между панцирем и телом пять сантиметров свободного пространства. Человек дышит, тело двигается, а панцирь остается неподвижным. Ты же играешь медсестру и должна знать, что покойники не дышат.

— Готово, — отчиталась гримерша.

— У меня тоже, — сказала костюмерша.

— Отлично. Засучите рукав и садитесь в кресло. Жгут пока надевать не будем. Зашторьте окна и включите слабый свет.

Актер сел в кресло и замер в позе покойника, свесив руки к полу.