Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его палец ложится на спусковой крючок. Снова грохает выстрел.
Элин отпрыгивает в сторону. Она не понимает, откуда взялась такая прыть и столько сил, но этого все равно недостаточно.
Вслед за ударом ее почти мгновенно обжигает боль, какой она никогда еще не испытывала. Вся левая часть тела горит, как будто огонь пытается вырваться изнутри.
Она в ужасе смотрит на себя. Кровь. Столько крови.
Она охает и отшатывается. Ноги подгибаются, и Элин падает на камни. Кружится голова, Элин зажимает рану в боку, и пальцы тут же окрашиваются красным.
Калеб идет к ней. Нахмурившись и наклонив голову в сторону, он рассматривает ее с измученным видом. Элин понимает, что он говорил правду. Он этого не хотел, просто иначе не мог. Он должен довести дело до конца.
Калеб снова поднимает пистолет.
Горло Элин сжимается, она покорно ждет. Теперь она больше не боится. Слишком устала. Странно, но ей хочется лишь тишины и покоя.
Калеб делает еще один шаг и вытягивает руку.
Но как раз в тот момент, когда Элин приходит в себя, его рука опускается. А потом он падает, почти как в замедленной съемке. Нога соскальзывает на луже крови и дождевой воды.
Он громко вскрикивает и с размаху падает на камни.
Поначалу кажется, что он не может пошевельнуться, и Элин в недоумении наблюдает за ним. Его плечи дергаются. Он рыдает. А когда поднимает голову, по щекам льются слезы.
У нее брезжит луч надежды – есть несколько секунд, чтобы действовать.
Элин пытается сосредоточиться. Боль адская, но теперь становится понятен ее источник – это не бок, как она думала, а рука.
Все не так плохо, как ей казалось, и это вдохновляет.
Ощущая внезапный прилив энергии, она поднимается на ноги. Собирает все, что осталось, – силу, волю, страх. У нее есть только эти секунды.
Мысленный голос снова обзывает ее трусихой, но Элин отмахивается от него.
Он больше ее не пугает и не задает тон. Ей нет нужды что-то доказывать. Она уже все доказала, и не раз.
Бросаясь вперед, она знает, что сейчас сама принимает решение, никто другой. Единственно верное решение в таких обстоятельствах. Покачиваясь, Элин слышит собственное сиплое дыхание.
Калеб резко поворачивает голову, чтобы посмотреть на нее, и начинает говорить, но его слова уносит ветер.
Калеб пытается встать, но Элин не дает ему этой возможности. Она врезается в него всем телом, вопреки боли, вопреки всем сомнениям, с такой скоростью, что это становится неожиданностью даже для нее самой. Столкновение вышибает из ее легких воздух, а в ребрах отдается жуткая боль.
Калеб роняет пистолет, и тот отлетает на камень в метре от них. Калеб тянется за оружием, пытается схватить, но Элин снова врезается в него, прижимает к камню.
Калеб извивается, но Элин крепко его держит, со всей силы заламывает ему руки за спину, несмотря на боль в ране, от которой хочется кричать.
Все звуки приглушены. Она едва слышит ветер и дождь, даже собственное тяжелое дыхание.
Как будто в мире остались только они вдвоем. Элин против Калеба.
Калеб дергается, пытается освободиться, но Элин нажимает еще сильнее, так сильно, что чувствует, как пульсируют от напряжения бицепсы.
Она знает, что других вариантов нет – только держать его. Можно рассчитывать лишь на физическую силу, ведь стоит только потянуться за наручниками, и он воспользуется моментом, чтобы ее одолеть.
– Он был моим отцом, – рыдает Калеб. – Единственным родным человеком. Без семьи у тебя ничего нет, так ведь? Ничего.
Взгляд Элин перемещается между ним и Ронаном. Глаза Ронана по-прежнему закрыты. Он лишь тихо сипит. Ему и дела нет до происходящего вокруг.
Калеб снова ворочается, пытается ее сбросить. На Элин накатывает паника, она не знает, как долго еще сумеет его удерживать. Руки стали скользкими от пота и крови, мучительно ноет рана.
Она глубоко вдыхает, собирая все оставшиеся силы, и тут видит перед собой другую руку.
– Я его держу, Элин.
Голос Стида. На мгновение ей кажется, что разыгралось воображение, но когда она поднимает голову, то видит Стида, стоящего рядом на коленях.
– Элин, я его держу. Можешь расслабиться.
Поморгав, Элин встречается с ним взглядом и кивает. Его глаза говорят больше, чем любые слова.
Медленно и осторожно она откатывается в сторону.
Какое облегчение. Стид прав: она и впрямь наконец-то может расслабиться.
Наблюдая, как Стид надевает на Калеба наручники, она понимает, что тот был прав. Семья – это все, что у тебя есть, но семья – это не только кровные родственники. Родная душа проявляется в самые неожиданные моменты: мимолетные взгляды, жест, вовремя протянутая рука, когда ты так в ней нуждаешься.
Эпилог
– До сих пор идет дождь, да?
Элин садится на больничной койке и смотрит на стянутые в хвост влажные волосы Анны, все в крошечных капельках воды.
– Так и не прекращался, – улыбается Анна.
В синей толстовке с капюшоном и штанах для бега выглядит она слишком энергичной и спортивной на фоне больничной обстановки.
Сидящий справа от ее кровати Стид подвигает свой стул ближе. Достает из сумки упаковку с виноградом и протягивает ей:
– Я тут подумал, почему бы не предложить тебе виноград, как принято. Он поможет продержаться до обеда.
Элин смеется, но, когда берет упаковку, в ребрах отдается боль. Она морщится.
Стид с беспокойством смотрит не нее:
– Что, еще болит?
– Да, но мне уже лучше. Честно говоря, я просто устала. Простуда отняла все силы. Я уже думала, что скоро вернусь домой, но тут меня скосило.
– А как ребра? Переломы зарастают?
Кинув в рот виноградину, она кивает:
– Вроде да. Ужасно, что я не могу двигаться, но Уилл говорит, это пойдет мне на пользу. Принудительный отдых.
Улыбаясь, она смотрит в окно. Мимо больничной парковки мелькают машины, направляясь к подножию холма.
– А как у тебя дела с Уиллом? – спрашивает Анна и бросает встревоженный взгляд на Стида, явно беспокоясь, стоило ли задавать в его присутствии такой личный вопрос. – Прости, – добавляет она одними губами.
– Все нормально. Он в курсе всех перипетий, – лучезарно улыбается Элин. – Честно говоря, у нас пока не было возможности толком поговорить. Наверное, придется