Он разговаривал по телефону. Увидев Кизию, помахал ей рукойи улыбнулся — своей неотразимой широкой улыбкой. Кизия ответила такой жеулыбкой, быстро подошла к нему и обвила руками его широкие плечи. Ей сразустало так хорошо — просто потому, что она снова обнимала его. Он такой большойи красивый, от него так приятно веет свежестью, и у него такие шелковистыеволосы с мягкими завитками на шее… Кизия была счастлива. Люк положил телефоннуютрубку и повернулся к ней, потом взял ее лицо в свои ладони и с любовьюпосмотрел в глаза.

— Боже, милая, как хорошо быть рядом с тобой… — Егоглаза лихорадочно блестели, а руки сжимали ее лицо.

— Дорогой, я ужасно скучала по тебе!

— Я тоже, малышка. Мне очень жаль, что так получилось сРождеством. — Люк наклонился к груди Кизии и нежно поцеловал.

— Я так рада, что ты дома… А Рождество было прекрасным.Даже без тебя. Алехандро заботился обо мне как брат.

— Он хороший человек.

— Да, так и есть. — Но мысли Кизии были далеки отАлехандро Видала. Они были заполнены человеком, на которого она сейчас смотрела.Лукас Джонс был ее мужчиной. А она была его женщиной — лучшее чувство из всех,какое она когда-нибудь знала. — О Господи, Лукас, как же я скучала потебе!

Люк счастливо засмеялся, вскочил на ноги и, как ребенка,взял Кизию на руки. Потом, ни слова не говоря, крепко поцеловал в губы и понесв спальню. Он шел, не разбирая дороги, прямо по одежде, по своим сигарам, ногойраспахнул дверь, положил Кизию на постель и быстро и мощно доказал ей своеприсутствие. Да, Люк действительно был дома.

Он привез ей редкой красоты бирюзовый браслет, изготовленныйиндейцами племени навахо. Увидев ее рождественские подарки. Люк долго хохотал…а потом сразу притих, взяв в руки книгу отца. Он понял, что такой подарокозначал для Кизии, и почувствован, как у него защипало глаза. Он толькопосмотрел на нее и кивнул, выражение его глаз было очень серьезным. Они нежно иблагодарно поцеловались.

Через час, держа в руке стакан с бурбоном, Люк пошелзвонить. А еще через полчаса сказал, что должен уйти. Вернулся домой только вдевять вечера и снова засел за телефон. Когда наконец в два часа ночи добралсядо постели, Кизия давно спала. Проснувшись утром, она увидела, что Люк ужевстал и успел одеться. С тех пор начались сумбурные, напряженные дни. Человек вклетчатой куртке теперь ни на шаг не отставал от Люка. Даже Кизия его заметила.

— Боже мой, Люк, я чувствую себя ужасно. Вчера мы опятьне успели поговорить.. Ты снова уходишь?

— Да, но сегодня я вернусь рано. Мне еще так много надосделать, а мы уже через три дня должны ехать в Сан-Франциско. — Три дня.Когда-то Кизия мечтала, что оставшееся до слушаний время они с Люком проведутвдвоем. Будут ходить в парк, разговаривать, валяться ночью в постели ирассуждать вслух о разных вещах; будут улыбаться, глядя на огонь, и печь кукурузу.Мечты развеялись как дым. Слушания начинались меньше чем через неделю. Люка небыло дома с утра и до позднего вечера. Кизия по его настоянию не выходила издома и переубедить его не могла. Его голова и так была забита всякимипроблемами, и ему некогда было заботиться еще и о ее безопасности.

Люк ушел через несколько минут, обещая на ходу, что сегоднявернется рано. В десять часов вечера он пришел домой усталым, изнуренным инервозным. Под глазами появились темные круги. От него пахло бурбоном исигарным дымом.

— Люк, а ты не мог бы хоть на день сбавить обороты?Тебе нужно отдохнуть. — Он отрицательно покачал головой, снимая пальто ибросая его на спинку стула. — Ну хотя бы один день или вечер?

— Черт побери, Кизия! Не дави на меня! Мне слишкоммного еще надо сделать, — прорычал Люк.

Да, исчезла последняя надежда на передышку до началаслушаний. Не получилось ни отдыха вдвоем, ни ужинов при свечах. Люк уходил иприходил опустошенным, вставал на рассвете, в полдень прикладывался к бутылке,снова трезвел и уходил на весь вечер. А потом проваливался в кошмары, позволяясебе несколько часов сна.

Между ними появилась пропасть, к которой Кизия дажеприблизиться не могла. Люк не позволял.

Наступил последний вечер в Нью-Йорке. Кизия сидела застолом, когда услышала звук поворачивающегося в замке ключа. Она обернулась иувидела входящего Люка. Он казался особенно усталым и одиноким.

— Привет, родная. Что делаешь?

— Ничего, любимый. Похоже, у тебя был чертовски трудныйдень.

— Да, так и есть. — Люк улыбнулся печальной улыбкой.Он казался постаревшим и совершенно разбитым. Тени под глазами заметноусилились. Он буквально упал на стул.

— Хочешь выпить? — Люк отрицательно покачалголовой. Несмотря на усталость, в его глазах горел знакомый огонек. Как будтопостаревший Люк, достаточно погуляв, окончательно вернулся домой… Кизия ждалаэтого момента больше недели, и наконец он наступил. Люк был изнурен, истощен,но трезв. Кизия подошла к нему, и он принял ее в свои объятия.

— Прости меня, я вел себя как последняя сволочь.

— Нет, что ты. И я так люблю тебя… и всю твоюкомпанию. — Кизия посмотрела ему в глаза, и они улыбнулись.

— Знаешь, Кизия, самое смешное то, что, как бы труднони было, мы не можем убежать от всего этого. Я очень многое успел сделать… ну,по меньшей мере что-то успел. — В первый раз Люк дал ей понять, что тожебоится. Как будто поезд едет прямо на них, а они приросли к рельсам и никак немогут оторваться… а поезд все едет и едет…

— Кизия…

— Да, любимый?

— Пойдем ляжем. — Люк взял Кизию за руку, и онимедленно пошли в спальню. Рождественская сосенка все еще высилась в углугостиной, усыпая пол иголками. Ее ветки уже начали высыхать и опускаться подгрузом украшений. — А я хотел снять игрушки вместе с тобой на этой неделе.

— Мы можем заняться этим, когда вернемся из Сан-Франциско. —Люк кивнул и вдруг остановился в дверях спальни, все еще держа ее за руку.

— Кизия, я хочу, чтобы ты кое-что поняла. Они могутзабрать меня прямо со слушаний. Я хочу, чтобы ты это знала и примирилась с этоймыслью, потому что, если так случится, если так случится… Чтобы ты не впадала впанику и не переживала.

— Не беспокойся, я буду держать себя в руках. —Голос Кизии был тихим и дрожащим.

— Nobless oblige? — Люк сказал это так задорно,что Кизия улыбнулась. «Положение обязывает». На этом она выросла и следовалаэтому правилу всю свою жизнь. Положение обязывает держать спину прямо, дажеесли кто-то ломает тебе пальцы, улыбаться, когда в глазах темнеет от боли.Положение обязывает уметь сервировать стол, даже если крыша рушится тебе наголову. Nobless oblige.

— Да, nobless oblige и кое-что еще. — Сейчас ееголос снова стал сильным. — Я думаю, что смогу выдержать, потому что ялюблю тебя всем сердцем. Не волнуйся, я не впаду в панику и не наделаю глупостей. —Но в глубине души Кизия не могла это принять. С Люком не может ничегослучиться. И ничего не случится…