— А не широко ли роток разеваете? — чуть не поперхнулся Афанасий корявостью собственной фразы. — Хватит ли сил на все здешние богатства лапу наложить?

— Да уже наложили, считай. Наши корабли уже нащупывают морские пути вокруг Африки и скоро будут тут.

— Ну ладно, нащупают, но как они сюда-то доберутся? До побережья, считай версты, не считай, все равно не сочтешь, — удивился Афанасий. — Да и чего им тут делать? Ни торговли, ни провизии. Леса только да люди эти полудикие.

— Сюда им и не надо, — не замечая его сарказма, ответил Мигель. — На побережье закрепятся, лагерь разобьют. Или замок построят. Подвоз оружия и провианта наладят. Войска подтянут. А я…

— Да тебе что с того? И я тут каким боком? Все равно ведь планам вашим помешать не смогу никак.

— …тут сам управлюсь, — продолжал Мигель, будто и не слыша Афанасия. В глазах его зажглись безумные огоньки, такие же, как тогда, в Баке. — С войском обезьяньего короля наведу тут свои порядки. Разнесу мухаммединов в пух и прах, да и местным покажу. — Он сунул под нос Афанасию костистый кулак. — У нас скоро и пушек, и мечей, и воинов будет в достатке.

— А потом что ж? — спросил купец, не замечая, насколько сам увлекся грандиозными планами и верой Мигеля в свое могущество.

— Потом Хануман с отрядом своих верных телохранителей попадет под залп португальской картечи или водицы несвежей попьет и отдаст своему Шиве душу. А я останусь тут править вместо него как приближенный сановник. Государство свое создадим, законы напишем, монету будем чеканить. — Глаза Мигеля разгорелись еще ярче.

— Запутался я в твоих планах. С одной стороны, хочешь ты, чтоб португальские корабли в Индию пришли, это понятно. Чем в крестовых походах головы класть, проще местных обезьян по деревьям разогнать и богатствами земли этой пользоваться. С другой — желаешь свое государство тут организовать, тоже понятно, иногда людей такие мысли беспокоят, только вот…

— Что? — обернулся Мигель. Слова о государстве и португальцах пробились сквозь завесу его мечтаний.

— Думаю я, как ты с соплеменниками-то разойдешься?

— В смысле? — Мигель снова склонил голову, уставившись на Афанасия антрацитовым глазом.

— Афонсу ваш Африканский вряд ли обрадуется, если у него под носом государство возникнет, предводимое его бывшим рыцарем-неудачником. Нападет да разнесет по кочкам. А тебя самого в кандалы закует да казнит примерно на главной площади твоей столицы.

— Вот для того и нужны сильное государство, армия, запасы, чтоб говорить с посланцами короля на равных. Сколько там в каравеллу народу влезает? Команды с дюжину да рыцарей десяток с конями вместе. Пушек штуки три-четыре. Чтоб сотню воинов привезти, нужно десять кораблей, а чтоб такую экспедицию снарядить — мало у кого денег хватит. Но даже, допустим, двести кораблей придет, да о двадцати пушках. Что они смогут против нескольких тысяч вооруженных булатом воинов, да с сотней орудий, с огненным припасом неограниченным? Да ничего! Мы сможем их раздавить, как… — Не найдя слов, Мигель страстно прищелкнул пальцами. — И они это сразу поймут и остерегутся.

— С соплеменниками будешь воевать?

— Нет, не буду. Только они об этом не догадаются, — улыбнулся Мигель. — А если много приплывет да воины мои против них слабоваты окажутся, заключу вассальный договор. Это не то, чего б хотелось, конечно, но тут уж не приходится выбирать.

— Точно не будешь воевать? — усомнился Афанасий.

— Нет, не буду, — твердо ответил Мигель. — Если, конечно, они первыми не начнут.

— Мягко ты стелешь, твое будущее королевское величество, да не жестко ли будет спать? Король Португальский далеко. Когда еще сюда доберется, а вот хорасанцы-то под боком, почитай. Как прознают они, что ты тут оружием запасаешься да войско собираешь, так и двинут на тебя всей силой. У них-то не сотня изможденных плаваньем рыцарей. У Мелик-ат-туджара, наместника султанского в Бидаре, двести тысяч своей рати, а у Мелик-хана — сто тысяч, а у Фарат-хана — двадцать тысяч, и у других ханов по десять тысяч войска. А с султаном самим выходит триста тысяч войска его. Да с конями, слонами, да пушками огнестрельными в количестве большом. И воины у них обученные, в битвах бывавшие, не твоим волосатым чета. Каждый из них по отдельности все ваше воинство, как комаров, передавит и на жала булатные не посмотрит.

— О, уверяю тебя, — улыбнулся Мигель, — сим светлым вельможам сейчас совсем не до скрывающегося в лесах обезьяньего народа. Они заняты смертной грызней меж собой.

— С чего бы это им меж собой грызться? — удивился Афанасий, вспоминая свое сытое и спокойное житье в столице и вереницы княжеских выездов, тянувшихся к дворцу правителя Бидара. — Вроде все ладком у них там.

— Было. Да вот не так давно неподалеку от Джуннара напали какие-то неизвестные на главного казначея Мехмета, чрезвычайно горячего молодого человека. Он-то, не разобравшись, решил, что это джуннарский правитель против него злое замыслил. Собрал войско да и пошел на него войной. А тот, не будь трус, тоже свое войско поднял. Да иные наместники за него встали. У них там свои дела, свои интересы, своя память злая. Многим Мехмет дорогу перешел. А Мелик-ат-туджар молод да недалек умом, приближенные из него веревки вьют, а среди них есть Мехметовы недоброжелатели. Он это остановить не в силах.

— Так то не Асад-хана люди караван разгромили?! — воскликнул Афанасий, вспоминая рев раненого слона и тупой стук стрел в борт паланкина.

— А то! — Мигель самодовольно усмехнулся и потер руки.

— Ты?

— Я!

— Да что ж ты тут устроил?! Это ж война на полмира!

— Именно что война. Пока они там в резне слабеть будут, мы в силу войдем. А дальше только держись! Ладно, заболтался я что-то с тобой. Заканчивать пора.

— Что заканчивать? — не понял Афанасий. Пораженный величием замыслов Мигеля, он и забыл, в каком положении находится.

— Твой жизненный путь. — В потухших было глазах Мигеля снова зажегся огонек безумия.

— Да побойся Бога. — Афанасий снова забился в путах.

— Не думаю, что Бог в ближайшее время обратит внимания на мою скромную персону, — пробормотал Мигель, извлекая из складок своего камзола длинный тонкий стилет. — Да и на твою тоже.

Купец зажмурился, ожидая смертельного укола под сердце. Но его все не было. Вместо этого от сводов гулко отразились шлепки босых ног по полу и птичье щебетание обезьяноподобного посланца. Купец приоткрыл один глаз.

Мигель стоял согнувшись, подставив ухо ко рту маленького человечка, донельзя похожего на тех людоедов, кои чуть не схарчили их с Мехметом, только волосатого, и слушал. С каждым словом на непонятном языке лицо Мигеля становилось все мрачнее. Дослушав тираду до конца, он выпрямился, зло зыркнул на Афанасия, сунув стилет обратно в складки кафтана, и зашагал к выходу, что-то крикнув на ходу сидевшим у стены стражам.