Кажется, мы вспомнили о причине всего происходящего одновременно. Повернулись уж точно синхронно, все ещё не отпуская другу друга.

Конечно, физически он никуда не мог деться. Телом, то есть. А вот духом – вполне. И безвольно повисшая голова доказывала это самым прямым образом. Мне сразу вспомнилась куча страшных историй, которыми нас пугали во время обучения и которые, как это ни печально, имели в своей основе настоящие случаи, что называется «из жизни». Наверное, из-за этого вцепилась в Лео ещё сильнее. И он вынужден был попросить:

– Отпусти. Пожалуйста. Так я не смогу его осмотреть.

Да. Конечно. Наверное.

– В машине есть аптечка. Я только сбегаю за ней и вернусь.

В машине. В той самой, откуда взялась эта мерзкая, железная…

– Отдай бяку!

– Хорошо, хорошо! Только будь осторожна, ладно?

Ну ещё бы. И даже положу её подальше. От греха и от всего остального. Да хоть туда, в шкаф, за бутылки с водой.

Лео вряд ли практиковал в повседневной жизни забеги на скорость, но вернулся очень таки быстро. С целой сумкой. А я почему-то всегда думала, что аптечки – это такие маленькие аккуратные коробочки. И никаких приборов в них вроде бы не прописано.

Вообще, смотреть, как кто-то работает, всегда интересно. Особенно если человек знает, что делает. Хотя, поучаствовать тоже чуток пришлось: подержать белобрысого, пока Лео доблестно сражается со скотчем. А потом помочь положить на пол. Наверное, можно было дотащить и до диванчиков, но тот из нас, кто больше подходил на роль врача, категорически остановился на достигнутом. И после священнодействия с проводами, датчиками и чем-то, отдаленно напоминающим обычный планшет, сообщил:

– Ритмы рабочие. Частично соответствуют медленному сну на третьей или четвертой стадии. Частично – потере сознания на фоне физического и нервного истощения.

Тоже мне, открытие. Как этот рыцарь норовит завалиться спать, я наблюдала уже неоднократно. Вот и сейчас…

Он снова это сделал. Цинично и безжалостно потоптался по всем моим добрым чувствам.

Я же не возражала. Наоборот, готова была поделиться всем, что есть. Открылась на полную. И зачем, спрашивается? Он не взял ни крупицы. Ни капельки. Словно побрезговал.

Вот же, сучонок…

Ждать, пока он очнется, у меня не было ни сил, ни терпения, и я залепила пощечину бессознательному телу. Потом ещё. И ещё.

– Ненавижу!

– Дарли…

– Ненавижу!

– Это не поможет ему очнуться.

– Ненавижу!

Он поймал мою руку. Так осторожно, словно та была бабочкой.

– Все хорошо.

– Тебе хорошо. Мне хорошо. А этот…

– Пока нет причин даже вызывать скорую. Нужен только покой. И на всякий случай введу ему простенький коктейль. Чтобы сон был здоровее.

Смотреть на шприцы и иглы я никогда не любила, но тут просто не могла оторвать взгляд. Правда, не от самого инструмента, а от рук. Таких обнадеживающе уверенных.

А когда Лео закончил медицинские процедуры, не удержалась от банального:

– Кстати о коктейлях.

Он улыбнулся:

– Я знаю ещё одно, совершенно чудесное место. Тебе оно наверняка понравится. И тамошние коктейли тоже.

Мне-то для полного счастья хватило бы сейчас и чего-то сугубо баночного, из соседнего маркета. Тем более, что…

– А как же наш пациент?

– С ним все будет в порядке, насколько могу судить по… нашим наблюдениям.

И на этот раз Лео под словом «наши» имел в виду совсем не своих коллег по работе, что нежно грело душу. Но совесть окончательно сдалась только после обещания:

– Попрошу племянника тут присмотреть. Ему это будет в радость.

Глава 11. Не время для…

Петер

– А… А… Чхи!

Интересно, о чем я думал, укладываясь спать головой на что-то колюче-шерстяное, норовящее залезть своим ворсом всюду, куда хватит его длины? Странно, что во рту всего лишь сухо и… Горько-цветочно. Словно накануне я зачем-то пробовал на вкус клумбу. Или просто упал в неё лицом?

Нет, вряд ли. И первое, и второе свидетельствовало бы о проблемах со здоровьем, а я вроде чувствую себя вполне приемлемо. Даже относительно бодро. Физически. Вот с головой не все гладко. То есть, именно что гладко, как на дорожке в кегельбане: мыслям не за что зацепиться. Хотя, где-то там вдалеке что-то маячит. Может быть, даже кегли-воспоминания. И если шар до них докатится…

Клумбы точно были. В палисадниках у набережной. Только это вчера, вечером. А с утра я ещё не выходил на улицу. Наоборот, приходили ко мне. Сонга и… Все, вспомнил.

Ну, теперь хотя бы понятно, откуда этот мерзкий вкус и аромат: оттирали следы скотча каким-то косметическим дерьмом. С другой стороны, хорошо, что воспользовались не скипидаром. Правда, у него запах как раз натуральный, а не похожий на попытку эскимоса изобразить тропический ад. То есть, сад.

А так можно сказать, позаботились: даже подушку соорудили. Из кофты дяди Портера. Сам пожертвовал? Не верю. Скорее, кто-то его заставил, в приказном порядке. Вот плед притащили уже мой, из комнаты, где я спал последние ночи. Что ж, и на том спасибо. Можно было ожидать худшего. Или вообще не ожидать ничего. Потому что моё ощущение правильности пошло вразрез с чужими.

Но мне ведь только и хотелось, что разделить… Вернее, поделиться. Просто взять и показать, какие классные штуки есть на свете, а я, как выясняется, умею их делать.

Думал, что порадуются вместе со мной. Ну или хотя бы возьмут на заметку. Может быть, даже заинтересуются. А они взяли и испугались. Даже Дарли, которая обычно ничего и никого не боится. Даже она не выдержала, когда…

Я ведь вроде сделал все, что просят. И делал бы ещё больше и дальше, только бы… Только бы это было кому-нибудь нужно. Кому-нибудь, кроме меня.

Зря старался. Все достижения, как и прежде, как и всегда, оказались не к месту. Консуэла тоже обычно лишь делала вид, что слушает, когда пробовал рассказать ей о школьных успехах. А чаще просто отмахивалась, ссылаясь на занятость или усталость. Так что я однажды подумал и бросил эти нелепые попытки что-то показывать и доказывать. Казалось, навсегда. Но вчерашние странности настолько вышли из ряда вон, настолько ощущались невероятными и одновременно правильными, что перекрыли воспоминания о прежнем горьком опыте. И сначала я забыл, а потом ещё и забылся. Чтобы совершить непоправимую глупость.

Нельзя было его впускать. Всего-то и требовалось, что закрыться, а я легко успевал это сделать. Так почему же не стал?

Потому что любое обращение извне словно подтверждало, что я существую. Даже самое нелепое. Даже