– Я и не снимаю. Все равно он не помогает уберечь глаза от пыли.

Старлинг прямо посмотрела на меня:

– Не о глазах ты должен беспокоиться, а об этой белой пряди. Если у тебя будет сегодня время, зачерни ее грязью и золой, тогда, может быть, она будет не такой заметной.

Я вопросительно посмотрел на нее, пытаясь казаться спокойным.

Она широко улыбнулась.

– Стражники короля Регала были в городе всего за несколько дней до нашего прибытия. Они сказали тамошним людям, что, по мнению короля, Рябой Человек будет пересекать Фарроу. И ты с ним. – Она помолчала, ожидая ответа. Когда я просто продолжал смотреть на нее, ее улыбка стала еще шире. – Или, может быть, это какой-то другой тип со сломанным носом, шрамом через все лицо, белой прядью в волосах и… – она коснулась моей руки, – …свежим шрамом от меча на предплечье.

Я обрел дар речи и некоторое самообладание. Я отвернул рукав и продемонстрировал ей руку.

– Шрам от меча? Я просто поцарапался о гвоздь, торчавший из двери таверны. Я, знаешь ли, выходил оттуда не совсем по собственной воле. Посмотри сама. И она уже почти зажила.

Она наклонилась и любезно осмотрела мою руку.

– О! Вижу. Что ж. Моя ошибка. – Она снова поглядела мне в глаза. – Но я бы все равно не снимала платка. Чтобы кто-нибудь другой не сделал той же ошибки. – Она помолчала, потом наклонилась ко мне: – Видишь ли, я менестрель. Я с большим удовольствием свидетельствую историю, чем делаю ее. Или меняю. Но вряд ли все остальные в этом караване поступают, как я.

Я молча смотрел, как она, насвистывая, удаляется. Тогда я снова попил, стараясь не выпить слишком много, и пошел назад, к моим овцам.

Крис был на ногах и кое-как помогал мне оставшуюся часть дня. Несмотря на это, день оказался тяжелым и длинным, каких не было уже долгое время. В моей работе не было ничего особенно сложного. Проблема, решил я, была в том, что я снова начал думать. Я позволил моей тоске о Молли и нашем ребенке затянуть меня. Я опустил свою защиту. Я недостаточно опасался за самого себя. Теперь мне стало ясно, что, если гвардейцам Регала удастся найти меня, они меня убьют. И тогда я никогда не увижу Молли и нашу дочь. Почему-то это было гораздо страшнее смерти.

За вечерней трапезой в ту ночь я устроился от огня дальше, чем обычно, хотя мне и пришлось закутаться в плащ от холода. Мое молчание было для них вполне привычным. Все остальные без умолку болтали о проведенном в городе вечере. Я понял, что пиво было хорошим, вино паршивым, а местный менестрель обозлился на Старлинг, потому что она отняла у него внимание давно завоеванной аудитории. Члены нашего каравана, по-видимому, приняли успех Старлинг как личную победу.

– Ты хорошо поешь, хотя и не знаешь ничего, кроме этих баккских баллад, – признали они, и даже Крис великодушно согласился с этим.

Старлинг кивнула в ответ на эту сомнительную похвалу.

Как обычно, после еды Старлинг развернула свою арфу. Мастер Делл дал своей труппе отдых от бесконечных репетиций, и я сделал вывод, что он был доволен своими артистами, за исключением Тассин. Тассин в этот вечер даже не смотрела в мою сторону, а сидела около одного из погонщиков и улыбалась каждому его слову. Я заметил, что ее ранка выглядела как простая царапина. Вокруг нее образовался синяк. Она легко заживет.

Крис отправился охранять стадо. Я растянулся на своем плаще так, чтобы на меня не падал свет костра, думая, что немедленно засну. Я полагал, что остальные тоже быстро улягутся. Тихий гул голосов и ленивая музыка Старлинг убаюкивали. Постепенно простое пощипывание струн сменилось ритмическими аккордами, и голос ее поднялся в песне.

Я уже засыпал, когда меня разбудили слова «башня острова Антлер». Я открыл глаза, поняв, что она поет о прошлогодней битве «Руриска» с пиратами красных кораблей. Я помнил об этой битве одновременно слишком много и слишком мало. Как неоднократно говорил Верити, несмотря на обучение у Ходд, я в каждом сражении пытался перейти к драке. Так что в той битве я сражался топором, со свирепостью, какой никогда не ожидал от себя. Потом мне говорили, что я убил пиратского главаря. Я так и не узнал, правда это или нет.

В песне Старлинг это было так. Сердце мое чуть не остановилось, когда я услышал слова о сыне Чивэла с пылающими глазами. В песне была дюжина невероятных деталей ударов, которые я нанес, и описаний воинов, которых я сразил. Странно оскорбительно было слышать, что о моих действиях поют как о благородных и почти легендарных.

Я знал, что многие бойцы мечтали, чтобы об их подвигах пели такие песни. Мне самому это не понравилось. Я не помнил, чтобы солнце высекало пламя из лезвия моего топора или чтобы я сражался так же храбро, как олень на моем гербе. Я, наоборот, вспоминал цепкий запах крови и вид внутренностей все еще живого человека. Всего эля Баккипа в ту ночь было мало, чтобы принести мне покой.

Когда песня наконец закончилась, один из перегонщиков фыркнул:

– Это та самая, которую ты не посмела спеть в таверне прошлой ночью, а, Старлинг?

Старлинг засмеялась:

– Почему-то мне показалось, что она там не понравится. Вряд ли я заработала бы там что-нибудь песнями о бастарде Чивэла.

– Это странная песня, – заметил Делл. – Сейчас король предлагает золото за его голову, и гвардейцы предупреждают всех, что бастард владеет Уитом и использовал его, чтобы обмануть смерть. А в твоей песне он прямо герой.

– Что ж, это баккская песня, а его любили в Бакке, по крайней мере некоторое время, – объяснила Старлинг.

– Но теперь-то нет. Бьюсь об заклад, что каждый теперь будет думать только о сотне золотых монет, которую можно получить, если выдать его королевской гвардии, – хмыкнул один из погонщиков.

– Похоже на то, – легко согласилась Старлинг. – Хотя есть еще люди в Бакке, которые скажут тебе, что не вся его история рассказана и что бастард не был таким черным, как нас постарались убедить впоследствии.

– Я все еще этого не понимаю. Я думала, что его казнили за то, что он пользовался Уитом и убил короля Шрюда, – возразила Мэдж.

– Так некоторые говорят, – ответила Старлинг. – На самом деле он умер в подземелье до того, как его успели казнить, и был похоронен, а не сожжен. И ходят слухи, – тут голос Старлинг понизился почти до шепота, – что, когда пришла весна, на его могиле не вырос ни один зеленый лист. И тогда одна мудрая старая женщина поняла, что старый Уит до сих пор спит в его костях и его может забрать любой, кто наберется достаточно смелости, чтобы вырвать зуб изо рта бастарда. И вот в полнолуние она пошла туда и взяла с собой слугу с лопатой. Она заставила его раскопать могилу. Но не успел он перевернуть и лопаты земли, как нашел осколки дерева от гроба бастарда.

Старлинг сделала театральную паузу. Не было слышно ни звука, кроме треска огня.

– Гроб был пуст, конечно. И те, кто видел его, говорили, что он был разбит изнутри, а не снаружи. И один человек сказал мне, что в расщепленном краю крышки гроба застряла грубая серая шерсть.