Кросс — не особо популярный вид спорта. Кому охота приезжать в выходные ни свет ни заря, бегать каждый день после школы и терпеть насмешки «настоящих» спортсменов? Коннелл гордился тем, что он-то — «настоящий» спортсмен, бейсболист, да только об этом до весны никто не узнает. Он вступил в команду по кроссу, чтобы укрепить ноги, повысить скорость и выносливость, а потом понемногу втянулся, начал выкладываться на тренировках и страшно злился, что физические данные не позволяют добиться максимальных результатов. Мышцы у него были крепкие, сухие, и в целом он держался в хорошей физической форме. Бег освоил достаточно, чтобы понимать разницу между собой и действительно хорошими бегунами на длинной дистанции. Когда они увеличивали разрыв, он всем телом чувствовал, чего ему не хватает, чтобы стать с ними наравне.

Род на тренировках работал с убийственной серьезностью. Тренер Амедур постоянно ставил его другим в пример. Говорил, что к зиме сделает из него первоклассного барьериста, хотя было совершенно очевидно, что Роду координации не хватит перепрыгнуть даже через один барьер, а не то что несколько подряд.

Сколько бы Род ни лез из кожи, на его результаты это никак не влияло — он неизменно приходил к финишу на целую минуту позже самых тихоходных участников. Мучился он этим ужасно и нещадно себя клял. Причина такой суровой самокритики выяснилась, когда на соревнования приехал папаша Рода. Как только Род пересек финишную черту, мистер Хенни начал на него орать прямо при всех. Коннелл и другие ребята из команды окружили Рода, хлопали его по спине и подбадривали — а на тренировках сами принялись его шпынять, почуяв слабину. Высмеивали его походку, тяжелое дыхание, потливость, даже его спортивные трусы. И Коннелл издевался вместе со всеми. Сам понимал, что это нехорошо, и Род это знал тоже. Когда Коннелл изощрялся в остроумии за его счет, Род смотрел на него с немым укором. Коннелла от бедолаги Рода отделяла только чуть большая природная одаренность, да, наверное, еще психованный папочка сыграл свою роль. Вот уж не подарок... Но зачем Род ходит с таким наивным, беззащитным выражением лица? Это нервирует, и хочется что-нибудь сделать, чтобы он перестал так смотреть.

Вернувшись с тренировки, Коннелл застал отца на четвереньках в кухне — тот железной щеткой отскребал заскорузлый лак с кирпичного пола, постепенно продвигаясь в сторону прихожей. Коннелл переоделся в старые джинсы и стал ему помогать. Они работали молча, скрючившись бок о бок. С силой нажимая на щетку, Коннелл начал ощущать последствия сегодняшнего кросса — мышцы ныли после пятимильной пробежки.

— Так мы хорошо если к двухтысячному году закончим, — буркнул он.

— Работай давай.

— Дышать невозможно!

В кухне работал вентилятор и все окна были открыты, но день стоял жаркий для сентября. Пары от растворителя так и висели в воздухе.

— Голова болит!

Коннелл сел на пятки и осмотрел свои ладони в поисках мозолей.

— Не хочешь помогать — не надо.

— Я помогаю.

— Тогда воздержись от комментариев.

Труднее всего было выковыривать лак из щелей между кирпичиками. Растворитель разъедал слой лака, и все равно отчистить каждый кирпич удавалось с большим трудом. Наверняка есть какая-нибудь машинка для такой работы, но отцу обязательно надо все сделать по-своему. Он трудился без отдыха, словно что-то кому-то доказывал.

Коннелл отскреб еще полкирпича.

— У меня завтра контрольная по латыни.

Отец не глядя махнул рукой:

— Иди готовься.

— Нет, я могу помочь, — виновато пробормотал Коннелл.

— Готовься, чтоб тебя!

В субботу папа повез Коннелла на соревнования по кроссу в парк Ван Кортленда. Солнечное утро, ясное синее небо и свежий ветер дарили ощущение безграничных возможностей. Настроение омрачал только страх того, что последует за стартовым выстрелом: полторы мили адских усилий, кислый привкус во рту и рвущая мышцы усталость. Чуть поодаль местные мальчишки гоняли мяч на лугу, знать не зная, какие мучения грозят их ближним.

Родители и всякие братья-сестры стояли кучками возле стартовой линии. Род, согнувшись вдвое и опираясь на расставленные пальцы длинных рук, старался быть незаметным, насколько это возможно для парня ростом шесть с половиной футов. Неисправимый насмешник Стефан, хмыкнув, указал Коннеллу глазами на нелепую позу Рода. Не смеялся только Тодд Коглин. Самый сильный бегун в команде мог позволить себе быть великодушным.

Папа Коннелла сфотографировал участников команды на разминке. В последнее время он без конца фотографировал все подряд. Коннелл разминался, отвернувшись от объектива и сосредоточившись на приятном жжении в сухожилиях. Внезапно возникло желание защитить свою территорию — совсем рядом разминалась команда противника. Враги с непринужденной надменностью аристократов подпрыгивали на месте и хлопали себя по мускулистым ляжкам.

Прозвучал стартовый выстрел. Поначалу участники толкались, незаметно отпихивая друг друга плечом или локтями. Мало-помалу группа растянулась в линию. За ровным участком дистанции следовал трудный бег по холмистой местности. У мостов и перелазов стояли распорядители, выполняющие роль дорожных указателей, а в остальном Коннелл был предоставлен самому себе. Он старался не отвлекаться на чтение разнообразных надписей на придорожных валунах, не вляпаться в конский навоз и не подвернуть ногу на какой-нибудь колдобине. Путь через холмы закончился крутым спуском — Коннелл одолел его на приличной скорости, с риском свернуть себе шею, лишь бы не слишком отстать от соперников. Внизу по шоссе Генри Гудзона со свистом проносились машины. Тропинка круто сворачивала почти вплотную к шоссе, а дальше начинался прямой участок примерно на четверть мили. Под крики зрителей и тренеров Коннелл из последних сил изобразил финишный рывок, не обращая внимания на отчаянные протесты сердца и легких.

Толпа у финиша казалась невероятно далекой, словно смотришь в перевернутый бинокль. Хотелось отползти на обочину и блевать. Мимо пробежала целая группа участников — у них, видно, открылось пресловутое второе дыхание. А Коннелл головы не мог поднять.

Услышав голос отца, стал искать его глазами.

— Коннелл, давай! — кричал отец, сложив ладони рупором. — Давай, сынок!

Хватая ртом воздух, Коннелл выбрасывал вперед ноги, словно они ему не по размеру и он хочет их вернуть законному владельцу. Разрыв между ним и той группой чуть-чуть сократился. Приветственные крики рванулись навстречу плотной стеной. Коннеллу хотелось прийти к финишу хотя бы не последним, но времени, чтобы сократить разрыв, почти не осталось. Те, что финишировали первыми, уже отдыхали на травке, вертя в руках позолоченные медали. Может, и для середнячков медали тоже припасли — на таких соревнованиях их всегда раздают целую кучу. Тридцать, пятьдесят штук. Для первой десятки, для первой двадцатки. Золото, серебро. Потом бронза. Самым копушам — ничего. Тренер Амедур всегда сердился, если его спрашивали, сколько сегодня будет медалей.