Для Млады кузнец сделал кольчугу сам, никому не доверил. «А то те склепают такую тяжесть – ноги передвигать не сможешь», – сказал. Изготовил скоро – седмица едва минула – видно, великую сноровку имел. Млада даже понять не могла, чем заслужила такую милость мастера. Знакомы они с ним были не сказать, что хорошо. Изредка она забегала в оружейную спросить щит для тренировок отроков или стрел взамен сломанных по неосторожности кем-то из особо ретивых мальчишек. А Деян был неизменно приветлив.

Сегодня он послал подмастерье, чтобы тот позвал Младу в кузню. И там отдал ей прекрасную броню, сработанную точно по ее фигуре – и замаху не помешает, и болтаться не будет.

Млада, непонятно зачем осторожничая, ведь повредить кольчугу захочет – не сможет, завернула ее в промасленную рогожу и снова благодарно улыбнулась Деяну:

– Спасибо.

– А как же вознаграждение? – тот хитро прищурился, вытирая мощные ладони грязной тряпицей.

Млада тут же помрачнела. Вот уж от кого, а от Деяна такого не ожидала – чтобы платы испрашивал за выполненную, надо сказать, по приказу работу. Она с сомнением посмотрела на тяжелый сверток в своих руках.

– Какого же вознаграждения ты от меня ждешь? – Млада уже приготовилась вернуть кольчугу.

Но мастер только улыбнулся шире – белые зубы сверкнули на закопченном лице.

– Я хотел бы взглянуть на твой меч.

Млада выдохнула и мысленно укорила саму себя за глупую мнительность. Ни дать ни взять от кого-то из местных девиц заразилась. Только от этого давать меч в руки постороннему сильнее не захотелось. Как будто сам клинок каждый раз противился этому, точно живой. А когда Хальвдан, натешившись, вернул его Младе, она порезалась, едва достав тот из ножен. Острое лезвие легко пропороло перчатку. Получи, мол, раз обидела, чужаку забрать позволила. Это ли не месть?

Но отказ мог показаться оружейнику невежливым, а ведь он ничего плохого ей не сделал. В конце концов, чем она рискует? Пусть полюбопытствует, раз интересно. Млада легко вынула меч из ножен. Деян, торопливо запихнув тряпку за пояс, протянул ладонь, и рукоять легла в нее как влитая. Мастер, тут же отрешившись от всего, сел на лавку – Млада едва успела убрать из-под него свой нагрудник, – пробежался взглядом по клинку, затем осторожно провел пальцами по рунной вязи.

– Никогда не видел столь искусной работы, – восхищенно выдохнул Деян. – Хадымскую сталь мне и вовсе не доводилось держать в руках.

Он сейчас был похож на дитя, получившее, наконец, желанную игрушку. Видать, давно ждал подходящего случая, чтобы осмотреть клинок. Но, будучи истинным мастером, знающим, сколько труда вкладывается в изготовление такого оружия, догадывался, что запросто облапить его хозяйка не даст. Млада присела рядом. Темно-серебристая, пронизанная прихотливым узором сталь будто поглощала падающий на нее свет, и клинок тускло мерцал, как бы нехотя красуясь.

Деян легонько провел большим пальцем по лезвию и с восторгом глянул на засочившийся кровью порез. Млада поерзала от беспокойства, напряженно следя за поведением клинка. Но тот остался холодным и безучастным.

– Как его имя? – неожиданно спросил оружейник и, заметив вопрос в глазах Млады, пояснил: – Насколько я знаю, у каждого клинка из хадымской стали есть свое имя.

– Лайлет киб, – негромко произнесла Млада. И добавила: – На хадымском – Призрак.

Она давно не называла имени, которое ей прошептали далекие голоса, стоило лишь первый раз взять меч в руки. Песчаный Ворон сказал запомнить: теперь они едины. Клинок не покинет хозяина, а тот должен его уважать, как соратника. Как родича. И скоро Млада убедилась в том, что Призрак – такой же арияш, как и она. Если не хуже. Она хотя бы не пила кровь убитых ею людей.

Но сейчас меч лежал на коленях мастера, спокойный, как кот на руках ласкового человека.

– Красивый… – вздохнул Деян. – И редкий. Откуда он у тебя? Ведь никого из хадымов уже нет в живых. И никто не знает секрета изготовления их стали.

Млада много раз слышала истории, как вереги во время самых дальних набегов, что довели их аж до Диархавены, перебили всех хадымов. А кого не убили – те умерли в рабстве на севере, не пожелав усердствовать для новых хозяев. Их жилища разграбили, оружие, все, что смогли найти – забрали. А там знаменитые клинки рассеялись по свету. Правители, которым удавалось завладеть одним из хадымских мечей, зачастую прятали те вместе с другими сокровищами под тяжелые замки. А какие-то безжалостно переплавляли, силясь разгадать секрет их невероятной прочности и гибкости. Лишь несколько клинков теперь были известны.

Но мало кто знал, что один хадым все же остался в живых. Лишь потому, что когда-то покинул свой род, за что был им проклят. Но боги решили так, что он изготавливал мечи по всем заветам предков и теперь. Только, вопреки им, служили они зачастую не добру и защите Правды. Песчаный Ворон отдавал их грюмнерэ – прошедшим все испытания ученикам. И, знать, хорошо, что никто из пращуров Ворона не видел такого непотребства.

Об этом Млада рассказывать Деяну не собиралась. А тот, не ведая, внимательно и терпеливо вглядывался в ее лицо, ожидая ответа.

– Это подарок, – уклончиво проговорила она, вставая. Врать про то, что купила его на торгу в Ариване, бесполезно. Деян все равно уже понял, что меч самый что ни на есть настоящий.

Мастер разочарованно хмыкнул.

– Не хочешь рассказывать – твое право, – он вернул Призрак Младе, провожая его взглядом, будто пытался впитать каждый изгиб клинка, каждую черточку рун. – Спасибо, что дала взглянуть.

Она неспешно убрала меч в ножны.

– Пустяки. Тебе спасибо, Деян.

– К походу я тебе и шлем сделаю, – загадочно улыбнулся тот.

– Можешь не потеть зазря. Шлем я точно не надену.

Мастер осуждающе покачал головой, но возразить ничего не успел. Резко открылась дверь, будто кто-то пнул ее, и в оружейную вошел муж из гридней. Он окинул комнату взглядом и зычно гаркнул издалека:

– Млада, князь тебя к себе требует, – на мастера даже и не посмотрел.

Кивнув на прощание Деяну, она поспешила за гриднем, который без лишних пояснений развернулся и ушел. Потому и не любила Млада княжеских телохранителей – ведь, казалось, что бы они ни сделали, а все вокруг должны за это в благодарностях лоб себе расшибить. Видно, не проходились по ним батогом ворчания Бажана. Или колкости Хальвдана, которые порой едва не живьем шкуру сдирают похлеще кнута. Подчинялись гридни больше начальнику стражи Вигену, чем воеводам, и держались особняком. Даже жили – не просто так! – в замке, в нарочно отведенной для них стороне. Во взглядах многих из них читалась заносчивость, не присущая другим кметям. Мол, мы к правителю приближены, а значит, дружинники нам не чета. Да только в поход все пойдут наравне, и уворачиваться от мечей вельдов придется всем одинаково. Но эти мысли, знать, нечасто занимали головы гридней.

Вот и сейчас темноволосый парень, сам-то едва старше Млады, глянул на нее так, будто в их ряды собиралось затесаться нечто чужеродное. С чего бы?