и хитер, это он уже оценил. Даже шуточное «вашбродь», а в его статусе полковника казачьих войск подобное обращение могло восприниматься только шуткой, говорило о многом. Например, о желании говорить «ты» под видом собственного принижения. Крепко держал Кондрат в своих руках жизнь, ох крепко. Медведь с повадками змеи — так думал о нем теперь Степан.

— Ты это… правду ли молвят, будто вашбродие с самим царём водку пили?

Степан поперхнулся. Боковым зрением он видел, что окружающие казаки стали как будто поближе и поплотнее.

— Неправда, Кондрат, неправда. Брешут люди. Не пил я с царём водку. Вот чай — было дело. Чай пивал. Доводилось.

— Ишь ты, — пробубнил кто-то сзади.

— Цыц! — рявкнул полковник. И уже лаского, к Степану: — и что наш царь, чай жалует?

— Царица любит, — пояснил Степан, — вот и государю приходится.

— Да, бабы они такие, — задумался казак. Спохватившись, что назвал государыню бабой, Кондрат едва не дёрнул себя за бороду.

— А что, государыня матушка наша, императрица, чаевничать любит? Айда, братцы, слыхали? Надобно нам ей самовар поднести! Самый лучший! Хошь из сребра, хошь из злата! Слушай меня, браты! — он так загрохотал, что Стёпа невольно поморщился. — Самый лучший самовар из добычи поднесем нашей матушке! Любо?!

Казаки прокричали, что любо. Пехота, тем временем, пробила себе путь (без помощи артиллерии, только сейчас занимающей позиции для обстрела) и бой переместился внутри лагеря. Подобный праздник, непременно связанный с огромной добычей в случае успеха, но мог пройти без казаков. Но и полковник был себе на уме. Ещё раз поглядев на Степана, он что-то для себя решил.

— Где наша не пропадала? — проявил Кондрат навык риторики. — Четвёртая и пятая сотни — со мной! И вы, вашбродь, тоже.

— Куда это? — не понял Степан.

— Обойдём лагерь. Победа, вашбродь. Бьют их наши. Воевода ихний непременно бежать спытает. А мне донесли тут… обойдем их. Попытаем счастья. Четвертая и пятая — за мной! Прочие — вот лагерь ваш. С Богом.

— Куда? — опять спросил Степан, едва поспевая за Кондратием.

— Держись меня, вашбродь, держись, — гудел казак. Живы будем — не пропадем.

«Самого пашу захватить хочет? — сообразил Степан. — Интересно. Лихой казак. И я ему нужен. Хитер. Нет, не медведь с повадками змеи, это змея в обличии медведя. С другой стороны — отчего нет? Смелого догоняет удача».

Глава 29

Инкогнито из Петербурга. Часть первая

Возвращение в Константинополь Степан проспал. Кондрат уговорил «благородие» перейти на ты, для чего поднёс свою флягу с целью закрепления принятого положения. Отказаться Степан не мог, улыбнулся только столь откровенному простодушию. Казак давно ввёл обращение «по-простому», но то в поле. В предверии встречи с начальством, Кондрат не забыл учесть сей нюанс. Мало ли что там в голове у молодого «благородия». Вдруг плюнет в протянутую руку? Обихаживал Степана казак со всем старанием. По замыслу, тот должен был предстать пред «енералами» в образе удачливого воина принесшего весть о победе. И с дарами, ценными тем как получены. Такое начальство любит, рассуждал полковник, такое вызывает в начальстве чувство собственного могущества. К такому оно милостиво и мурлыкает в ответ словно кот на завалинке.

В слухи, что граф выходец их мужиков, Кондратий не поверил. Где вы таких нежных мужиков видели? Руки-то плуга толком не держали, сразу видать. Плечи другие. Обрядиться — так можно барчуков провести, но не казака. Шалит, благородие.

Степан всё понимал и относился благосклонно. Люди всегда используют друг друга, норовят ухватить за хвост удачный момент. Что здесь такого и отчего казаку быть иным? Он видел, разумеется, все хитрости полковника, и одобрял их.

Казаков он полюбил. Они и раньше ему нравились, ещё посольские. Чувство вины за их погибель требовало компенсации. Главное — он помнил из книг, что настоящие аристократы всегда очень положительно отзывались о казаках, подчеркивали честность, верность, любовь к свободе и временами противопоставляли хмурому косматому «мужику», лукавому и нечестному, у которого вечно нет денег когда они так нужны барину. Вот тот мужик, то есть народ, казаков не любил сильно. Было за что. Кроме побоев, довольно жестоких, от вольных птиц атаманских станиц мужики мало что видели. Не понимали государственной важности. Одно слово — темнота.

Стёпу, конечно, никто не лупил нагайкой, напротив — казаки являли образ редкой услужливости, не опускаясь при том до лакейства, что дополняло производимый эффект.

* * *

У Пушкина вытянулось лицо когда он прочел поданную записку.

— Да ведь такого титула не существует! Что ещё за князь Преображенский-Петербургский?

— Сейчас узнаем, Александр Сергеевич, — Степан с гримасой страдания приложил бокал к голове. Пробуждение вышло у него не из самых приятных. — Хорошо, что князь, а не профессор.

— Ты о чем? — не понял Пушкин.

— Не обращайте внимания, я так. О своём, — простонал Степан. — Был такой деятель. Мог сотворить такое, что из макаки сделать человека… ох, не слушайте меня.

— Пить надо меньше! — отрезал Пушкин. — Приведи себя в порядок и постарайся держать в руках. Ваше сиятельство.

— Что именно держать в руках?

— Так. Просите, — кивнул Пушкин унтер-офицеру, исполнявшему роль одного из новых секретарей.

— Какая-нибудь шишка из Питера, — борясь с икотой предположил Степан. — Они там обожают таинственность. Вам ли не знать, ваше превосходительство? — отсалютовал граф бокалом.

— Пушкин невольно нахмурился. Поведение Степана раздражало, и поэт ощутил готовый излиться наружу гнев.

Быть может, довелось испытать его на себе и Степану, но вошёл тот, кто подал представление от имени князя Преображенского, чем разом отменил все собиравшиеся над головой его сиятельства тучи. Высокая фигура в плаще особого покроя, позволявшим при желании одним движением прятать лицо, была узнана ими сразу.

— Ваше величество?! — остолбенел от изумления Пушкин.

— Царь? — Степан машинально добавил ещё несколько слов, которые присутствующие предпочли не расслышать.

— Вижу вы удивлены, господа! — Николай Павлович жестом исполненным величия снял плащ, в который был закутан, и подошёл ближе.

— Да, это я. Инкогнито, как вы, должно быть, уже догадались. Сейчас я не император, но один из сановных подданных. Князь Преображенский