Мексарош выживет. За эти дни он как следует отдохнул от того напряжения сил, которое едва не убило его дар. В тот раз он спасся от сюрприза, устроенного Далсером, спасется и сейчас, из западни, в которую угодил из-за коварства его хитрого выкормыша.

Новый вздох. Скорее даже стон, от которого похолодела кровь в жилах. Мексарош задрожал, ощутив, как рвутся невидимые тончайшие нити, что связывают воедино все элементы привычного мира. Проклятые древние придумали что-то, чему здесь не место. Но они решили иначе, выпустив это из неуемного желания убивать других, себе подобных. Они ничем не брезговали. Доходили до того, что открывали пути в мир демонов, привлекая их на службу.

Даже гению лэрда Далсера не совладать с этим. Это не жалкие амулеты, какого бы уровня они ни были. Это брешь в ткани мира, это то, чего не должно быть. Но оно существует, и оно не терпит чужого присутствия. Все, кто оказывался рядом, обречены. Мексарош похолодел, увидев лишь край бездны, которая вот-вот разверзнется под улепетывающим к лесу отрядом. Если бы увидел чуть больше, потерял бы рассудок, разум человеческий не в силах постичь глубину изнанки привычной вселенной.

Это не камни Далсера, от этого нет никакого спасения, хоть сжигай свой дар без остатка. Сил человеческих не хватит. Сейчас оно ударит, сожрет, растерзает тела тех, кто отважился подойти к месту, где спало то, что будить не следовало. Маг, который сотворил это, давно превратился в прах, но дело его рук продолжает убивать все, до чего дотягивается.

Голова взорвалась болью настолько нестерпимой, что Мексарош вскрикнул. Третий стон пробуждающейся смерти. И похоже, последний. Потому что ощутил это не только он, а и все остальные, лишенные даже капли магического таланта. Слишком сильный удар, раз даже быдло проняло. Некоторые упали, кто-то взвыл волком. А Дирт, обернувшись, бросился назад, вцепился в толстяка Мади, отчаянно заорал:

— Преподобный! Ко мне! Быстрее!

Жрец еретиков, остановившись, медленно покачал головой, сложил руки перед грудью:

— Прощай, Дирт.

Мальчишка кивнул:

— Прощайте. И простите. Сапфир.

В следующий миг его тело исчезло. Вместо него над гладью болота застыл смолисто-черный шар, диаметром чуть больше роста высокого человека. При этом Мади откинуло далеко в сторону. Оглушенный неожиданным ударом толстяк без крика пролетел не меньше десятка шагов, после чего плюхнулся в жижу и остался в ней лежать без движения.

Мексарош остановился, выдернул руку из складок одеяния, на раскрытой ладони блеснула ажурная хрустальная звездочка. За эту безобидную с виду безделушку можно было купить баронское звание и замок с парой-тройкой деревень, получив на сдачу не один сундук серебра. Или оказаться поутру в сточной канаве, подставив помойным крысам на совесть перерезанное горло, если ты не в силах защитить бесценное сокровище от толпы желающих им завладеть.

«Звезда Тритоса». Во всем мире не насчитать и десяти находок этого древнейшего амулета. Даже самому себе Мексарош не хотел напоминать, каким образом ему досталась эта ценнейшая вещь и как он сумел сохранить факт обладания ею от всего мира. Пришлось тогда пойти на многое, очень многое, переступив через свои же пусть и гибкие, но принципы.

Самое странное, что Мексарош сам не понимал, ради чего пошел на это. Просто выпала уникальная возможность, и он ее использовал.

Неудержимо захотел завладеть редким предметом.

И завладел.

Силы человеческой не хватит, чтобы оградить его от того, что вот-вот случится. Но кто ему запрещает использовать чужую силу? Древнюю, законсервированную в несерьезной на вид хрустальной звездочке.

«Звезда Тритоса» — независимый контур, который можно приспособить к чему угодно, даже к тому, что неподвластно твоему таланту. Если знаешь как. Мексарош знал. И сейчас, не колеблясь, сжал ладонь, сминая стремительно опустошающийся хрустальный резервуар. Острые осколки пронзили кожу, но боли он не ощутил. Все свои силы, весь свой магический дар и всю мощь погибающего амулета древних он посвятил лишь одному: спасению себя. Одного себя. Удар магии, что вот-вот обрушится на болото, несопоставимо страшнее того, который устроил покойный Далсер. Собственно, там и особой магии не было, простой камнепад, опасный лишь из-за своей массы. Тогда он сумел прикрыть не только себя, но и круг приличного радиуса. Все, кто в нем оказался, не пострадали. Но сейчас на голову обрушится нечто более опасное, чем булыжники. Рисковать ради прикрытия других — глупо. И себя не спасешь, и другим не поможешь. Остаться в одиночестве вдали от побережья Такалиды — это, конечно, очень неприятно. Но умереть — еще неприятнее.

Невероятное напряжение сил, сжатые веки, скрежет зубов, крошка эмали во рту, соленый привкус на языке. Что-то рвется, тонкое, невидимое, Мексарош сильно напрягся, он теряет то, чем отличается от других. Он захотел слишком многого. У него не получится. Все зря.

И внезапная горячая волна прилива новых, более значительных сил. «Звезда Тритоса», погибнув, отдала все, что заключала в себе долгими тысячелетиями. Маг заорал, когда перед зажмуренными глазами вспыхнуло ослепительно белое пламя.

И тут же погасло, сменившись непроглядной тьмой. Тьмой удушающей.

Патавилетти, обернувшись на отставшего мага, пораженно выругался, обнаружив вместо черной фигуры невесть откуда взявшийся огромный шар такого же цвета. Чуть меньшего размера, чем тот, который скрыл Дирта, но ничем другим от него не отличающийся.

Так, с грязным ругательством на устах, он и встретил последний, четвертый вздох невидимого великана.

И умер.

* * *

Мексарош плохо представлял, что именно происходит в мгновения, когда человека вырывают из ткани обычного мира. Говоря точнее, не знал ничего.

Никто из ныне живущих этого не знал. Самые талантливые из магических конструкторов сумели лишь повторить структуру, но создать под нее энергетический контур не удалось ни одному из них. Получались нерабочие безделушки, бесполезные и никому не нужные.

Впрочем, лэрд Далсер покорил и эту вершину. Из пересказов очень древних источников известно, что человек, исключенный из мира, со стороны выглядит сферой непроницаемой тьмы. В нее можно пускать стрелы, метать горшки с зажигательной смесью, по ней можно стучать секирами из самой лучшей стали, все бессмысленно, ведь достать до спрятавшегося не удастся, пока структура продолжает работать.

Человек в эти мгновения принадлежит другому миру, и любое оружие нашей вселенной неспособно повредить даже волос с его головы.

Именно в такой шар превратился Дирт. Откуда он взял амулет, Мексарош не знал, просто принял как факт, что мальчишка каким-то образом получил и активировал его. В немыслимо плотном море магии, бушевавшем над болотом, излучение даже самых сильных предметов будет выглядеть жалким треском ломаемой соломинки на фоне сильнейшей грозы, с корнями выкорчевывающей вековые деревья.

Возможно, лэрд знал, чем обернется для владельца амулета отключение от мира. В таком случае Дирт, наверное, подготовлен. А вот Мексарош нет. Пожертвовав «Звездой Тритоса», он совершил то, что за последние тысячелетия проделывали считаные разы, после чего благоразумно помалкивали о том, что узнали.