уникальный. Вы — как это сказать? — потрясли меня.

Улыбка Коффи стала шире, он испытал ни с чем не сравнимое удовольствие. Момент унижения ненавистного соперника — об этом большинство людей могут только мечтать.

— Отличная работа, Спенсер. Кстати, можно называть вас Спенсером? Я бы даже сказал, бесподобная.

Коффи с нетерпением ждал признания, которое, несомненно, должно было вот-вот последовать. Этот идиот надеется лестью добиться его расположения? Они все на это надеются: «Ах, только такой умный человек мог меня поймать!» Коффи сделал Рабинеру знак подойти поближе, чтобы не пропустить ни слова. Самое замечательное заключалось в том, что Пендергаст сам рыл себе могилу. Нет, он не дождется снисхождения, и никакое признание ему не поможет. Ему, убившему одного из лучших агентов ФБР! В крайнем случае ему скостят лет десять — это все, на что он может рассчитывать.

— Мне повезло лично наблюдать вас в деле. Достаточно только вспомнить ту ужасную резню, что произошла в музее много лет назад, когда вы руководили мобильным командным пунктом. Это было незабываемо.

Коффи внезапно почувствовал тревогу. Он плохо помнил ту страшную ночь — по правде говоря, это был не лучший момент в его карьере. А может, он просто слишком строг к себе, как всегда?

— Я вижу все как сейчас, — продолжал тем временем Пендергаст. — Вы — в гуще событий, сохраняете абсолютную выдержку, отдаете приказы.

Коффи неловко переступил с ноги на ногу. Лучше бы этому придурку поторопиться с признанием, а то уж больно он расчувствовался. Просто противно смотреть, до какого унижения может дойти человек.

— Мне было очень тяжело узнать о том, что случилось потом. Вы не заслужили перевода в Уэйко. Это было несправедливо. И даже позже, когда вы приняли возвращавшегося домой подростка с только что пойманным сомом за террориста из «Ветви Давидовой» с реактивной гранатой… Это могло случиться с каждым. Хорошо, что вначале вы промазали и ваш напарник успел сбить вас с ног, прежде чем вы выстрелили во второй раз. Хотя тот парень вряд ли подвергался серьезной опасности: насколько я знаю, в полицейской академии вы были не самым метким стрелком.

Последнюю фразу Пендергаст произнес все тем же подобострастным тоном, и Коффи не сразу уловил ее смысл. Но сдавленный смешок охранника привел его в чувство.

— Мне довелось ознакомиться с отчетом Бюро о положении дел в отделении, которое находилось под вашим мудрым руководством. И я заметил, что оно лидировало сразу по нескольким позициям. Например, за последние три года у вас было наименьшее число успешно раскрытых преступлений. В то же время вы превзошли всех по численности офицеров, подавших рапорт о переводе в другие отделения. У вас зарегистрировано самое большое количество внутренних расследований в связи с некомпетентностью сотрудников и нарушением ими служебной этики. Можно сказать, что ваше возвращение в Нью-Йорк оказалось весьма своевременным. Хорошо иметь тестя — бывшего сенатора, правда, Спенсер?

Коффи повернулся к Рабинеру и, стараясь казаться спокойным, приказал:

— Выключите диктофон.

— Да, сэр.

Пендергаст продолжал говорить, но теперь в его голосе уже отчетливо звучал холодный сарказм:

— Кстати, вы уже излечились от посттравматического стресса? Я слышал, недавно разработали новую методику, которая творит настоящие чудеса.

Коффи сделал знак охраннику и, с трудом изображая равнодушие, произнес:

— Думаю, дальнейший допрос заключенного не имеет смысла. Пожалуйста, откройте дверь.

Второй охранник загремел ключами, а Пендергаст все не унимался:

— Кстати, зная о вашей любви к литературе, я посоветовал бы вам прочитать замечательную комедию Шекспира «Много шума из ничего». Обратите особое внимание на констебля Догберри. Вы можете многому у него поучиться, Спенсер. Очень многому.

Дверь камеры наконец отворилась. Коффи бросил внимательный взгляд на обоих охранников, но на их бесстрастных физиономиях ничего нельзя было прочесть. Расправив плечи, он направился к выходу из одиночного блока. Рабинер и охранники молча последовали за ним.

* * *

Путь по бесконечным коридорам до кабинета Имхофа, расположенного на солнечной стороне административного здания, занял десять минут. За это время лицо Коффи приобрело нормальный цвет.

— Подождите меня здесь, — велел он Рабинеру, молча прошествовал мимо противной секретарши, вошел в кабинет начальника тюрьмы и закрыл за собой дверь.

— Ну, как прошел… — начал было Имхоф, но, посмотрев на Коффи, тут же замолчал.

— Верните его во двор номер четыре, — сказал тот. — Завтра же.

На лице Имхофа выразилось изумление.

— Агент Коффи, когда я говорил об этом некоторое время назад, я имел в виду лишь угрозу. Если он появится там еще раз, они его убьют.

— Социальные конфликты между содержащимися в тюрьме преступниками — их дело, а не наше. Вы решили, что заключенный должен совершать прогулки во дворе номер четыре, — значит, он отправится во двор номер четыре. Если вы сейчас отмените свое решение, он подумает, что одержал над нами победу.

Имхоф хотел возразить, но Коффи резким жестом остановил его:

— Послушайте меня хорошенько, Имхоф. Я даю вам прямое, официальное указание. Этот заключенный должен остаться во дворе номер четыре. ФБР берет на себя всю ответственность.

На некоторое время повисла тишина.

— Мне нужно письменное подтверждение, — сказал наконец Имхоф.

Коффи кивнул:

— Покажите, где расписаться.

Глава 34

Доктор Эдриан Уичерли медленно шел по пустынной в этот час Египетской галерее, ощущая определенное удовольствие от мысли о том, что именно ему — ему, а не Норе Келли — Мензис поручил это важное задание. Он покраснел, вспомнив, как она вначале поощряла его, а потом так безжалостно унизила. Он и раньше слышал, что американки любят поиздеваться над мужчинами, а теперь убедился в этом на собственной шкуре. Эта дрянь оказалась такой же, как все.

Ладно, скоро он вернется в Лондон, и его резюме пополнится важной записью об участии в этом громком деле. Он подумал о юных, готовых на все студентках, работавших волонтерами в Британском музее и уже продемонстрировавших восхитительную гибкость мышления. К черту американок с их ханжеской пуританской моралью!

К тому же Нора Келли слишком любит командовать. Несмотря на то что специалистом по Египту был он, она никогда не выпускала из рук бразды правления и всегда оставляла за собой последнее слово. Ему поручили написать сценарий этого идиотского светомузыкального шоу, но она и тут настояла на внесении множества изменений и постоянно путалась под ногами. И вообще, как она попала на работу в такой крупный музей, когда ее место в каком-нибудь убогом домишке в пригороде, рядом с выводком орущих ублюдков? Кто, интересно, этот ее муж, которому она, по ее словам, хранит верность? А может, все дело в том,