• — Ваш ребенок не говорит? Да вы просто счастливица — он не будет пересказывать ваши слова!

• Боже, позволь мне стать добродетельным человеком — но не добродетельной женщиной!

• Коварство не в неверности, а в лицемерных ласках неверного. Неверность простить можно, коварство — никогда.

• Лучше быть обманутым, чем оскорблять друга своим недоверием.

• Никогда мужчина не бывает так нежен, как после того, как его простили за минутную неверность.

• Опыт — врач, являющийся после болезни.

• Брак и любовь — это дым и пламя.

• Скромность везде и во всем. Без этого качества самая красивая женщина возбудит к себе презрение со стороны самого снисходительного мужчины.

• Чем меньше страсти выказываешь, тем большую страсть возбуждаешь.

• Привязанность начинается там, где кончается любовь; неверность начинается там, где кончается привязанность.

• Если уж Богу было угодно дать женщине морщины, он мог бы, по крайней мере, часть из них разместить на подошвах ног.

• Желание нравиться рождается у женщин прежде желания любить.

• Труднее хорошо вести любовь, чем хорошо вести войну.

• Женщина не выносит ревнивца, которого не любит, но сердится, если не ревнует тот, кого она любит.

• По просьбе Сент-Эвремона Нинон написала свою биографию, умолчав, однако, о своих любовных историях. Вот мой портрет, но только по пояс.

Одна из самых таинственных легенд, связанных с двором «короля-солнце», повествует о таинственной мавританке — темнокожей девушке, ушедшей в монастырь в городке Морэ. Эта необычная монахиня до конца жизни была убеждена в том, что она — принцесса королевской крови. Однажды, услышав звук охотничьего рога — в лесу неподалеку охотился обожавший это занятие дофин, — она как бы между прочим обронила: «Это мой брат охотится». Понесла ли чернокожая монахиня наказание за такую дерзость? Ни в коей мере! Напротив, всю ее жизнь члены королевской семьи относились к ней с большим вниманием.

Письмо с просьбой о ее принятии в монастырь в сентябре 1695 года написала аббатисе лично госпожа де Ментенон, в письме она упомянула, что «мавританка» выразила желание, «чтобы на церемонии присутствовал весь Двор», и к этой ее просьбе отнеслись со вниманием.

О здоровье и поведении этой сестры была проявлена величайшая забота, лично аббатиса следила за всем, что имело к ней отношение. Есть сведения, что с этой поры г-жа де Ментенон довольно часто наведывалась в монастырь в Морэ, делая обители богатые подарки. Бывал там и дофин, и другие принцы и принцессы. Сам король через доверенное лицо каждый год делал в Морэ вклад на значительную сумму в качестве пансиона за эту таинственную монахиню. В пансионной грамоте значилось ее имя, девушку звали Людовика-Мария-Тереза!

Вольтер:

«Она была на редкость смуглая и к тому же походила на него (короля). Когда король отправил ее в монастырь, он сделал ей подарок, назначив содержание в двадцать тысяч экю. Бытовало мнение, будто она его дочь, что вызывало у нее чувство гордости, однако настоятельницы выражали по с ему поводу явное недовольство. …Г-жа де Ментенон посетила Морэйский монастырь, она призвала чернокожую монахиню к большей сдержанности и сделала все, чтобы избавить девицу от мысли, тешившей ее самолюбие.

— Сударыня, — ответила ей монахиня, — усердие, с каким такая знатная особа, как вы, пытается внушить мне, что я не дочь короля, убеждает меня как раз в обратном».

Возможно ли, что у Людовика XIV была темнокожая любовница? Историки, пристально изучившие жизнь Версаля, не обнаружили такой женщины. Зато они нашли мужчину!

И родилась сплетня.

Вольтер был первым, кто сотворил легенду о происхождении мавританки.

Вторым стал Жорж Тушар-Лафос, офицер армии Наполеона и автор знаменитой «Хроники бычьего глаза» или «Хроники круглого окна» — книги, смаковавшей скандальные эпизоды из жизни Версаля. «Бычьим глазом» называлось небольшое круглое отверстие в стене, украшенное витражом или забранное решеткой. Оно позволяло подглядывать, самому оставаясь незамеченным. Такая архитектурная деталь имелась в прихожей Людовика XIV в Версале, за что эту комнату прозвали «Салоном бычьего глаза».

Жорж Ленотр, историк начала XX века, повторил эту легенду, а вслед за ним — современный французский историк Ален Деко. Их версия заключается в том, что мавританка действительно была дочерью Марии-Терезе — но не от короля.

В свите французской королевы состоял паж-африканец. Королева была к нему очень привязана, пока он был ребенком: она учила его хорошим манерам, правильно говорить по-французски. Мальчик вырос, повзрослел и… исчез. Предполагают, что он внезапно от чего-то умер.

В то время королева была беременна, но на восьмом месяце заболела и разрешилась раньше срока слабым младенцем — девочкой, которая вскоре умерла. Это произошло в ноябре 1664 года. По описанию свидетелей — а роды королевы всегда проходили в присутствии придворных дам — младенец был очень темнокож, весь черный, с головы до пят.

Восьмимесячные младенцы часто бывают очень смуглы, чернота кожных покровов может развиться и от асфиксии (недостатка кислорода) в результате трудных родов, поэтому само по себе это наблюдение ни о чем не говорит. Но мадемуазель де Монпансье, или Великая мадемуазель, двоюродная сестра короля, описавшая тяжелую болезнь королевы после родов, заметила, что «новорожденная как две капли воды походила на очаровательного мавритенка, которого привез с собой г-н Бофор и с которым королева никогда не расставалась; когда все смекнули, что новорожденная могла быть похожа только на него, несчастного мавра убрали прочь».

Младенец умер, прожив чуть больше месяца. Принцесса Пфальцская написала, что хотя «все придворные видели, как она умерла», народ в это не поверил «ибо все знали, что она находится в монастыре в Морэ, близ Фонтенбло», — то есть именно там, где позднее была пострижена таинственная мавританка.

Почти сто лет спустя, в декабре 1756 года герцог де Люин изложил в своем дневнике беседу, которую он имел с королевой Марией Лещинской, супругой Людовика XV: «Долгое время только и было разговоров, что о какой-то чернокожей монахине из монастыря в Морэ, неподалеку от Фонтенбло, которая называла себя дочерью французской королевы. Кто-то убедил ее, что она дочь королевы, однако из-за необычного цвета кожи ее упрятали в монастырь. Королева оказала мне честь и поведала, что у нее был разговор об этом с принцессой Конти, узаконенной внебрачной дочерью Людовика XIV, и принцесса Конти сказала ей, что королева Мария-Тереза действительно родила девочку, у которой было фиолетовое, даже черное, лицо — очевидно, оттого, что при появлении на свет она сильно мучилась, однако ж немного спустя новорожденная умерла».