муторно. Не исключено, что Феликс сам через сон выставил ее оттуда.

Хотелось спросить, испытывал ли он подобный азарт, но я сам же себе ответил на этот вопрос. Однозначно да, и настолько сильный, что решил умереть, чтобы достать своего врага.

— В отличие от большинства дэймосов, я умею ждать, — сказал Феликс, садясь на старый, скрипучий диван. Взял из моей руки пуговицу Герарда, которую я подготовил для него, и велел: — Вези Адриана. Я вас встречу.

Прежде чем отправляться в Полис, я прихватил с собой бутылку красного вина. И это был не подарок хозяевам, ждущим гостя к обеду, в моем случае к чрезвычайно позднему ужину. Во-первых, меня не ждали, более того, вряд ли хотели видеть. Во-вторых, этот презент мог стоить Адриану жизни. Хотя он об этом еще не знает…

Такси мчалось по темному шоссе, его обгоняли другие машины или ехали рядом. В металлических капсулах сидели люди. И совсем недавно я чувствовал себя одним из них. Но вот только что моя судьба двигалась по одной дороге, а теперь свернула в другую колею…

Я не обольщаюсь. Теперь я понимаю в полной мере: меня отдали как вещь. Потому что так было удобнее. И подходило к плану. Вроде бы спасали жизнь, но в итоге передали другому хозяину.

Злит ли меня осознание этого?

Уже нет.

Испытываю ли я страх?…о котором думал несколько часов назад. Я ведь говорил и о себе тоже.

Страх изменений? И глубоко запрятанный страх боли? Бояться боли рационально, ее не желает для себя ни одно разумное существо…

Мои размышления — попытка взять себя под контроль.

Попытка осознать свой страх. Найти, ту самую, его причину.

И вот какой результат поиска: я теперь недоперекован, опять изменен — это значит, в моей жизни тоже должны начать происходить изменения. И я не представляю, какие. Феликс вернулся, но я не знаю, как к этому относиться.

С одной стороны, Полису угрожает опасность и от таких союзников не отказываются.

Очень большая мощь.

Очень большие знания.

С другой стороны, он — это риск разрушить мою, уже устоявшуюся, жизнь.…Нет, не риск. Он — и есть разрушение.

И на второй чаше весов Тайгер.

Как он примет меня теперь? В смысле… Примет ли теперь он меня?

Что будет делать…?

Я не хочу проходить вторую перековку.

Более того, не думаю, что это возможно. Так, чтобы она не стоила мне жизни… И, похоже, я совсем не подготовил себе подстраховки, какой обеспечил себя Феликс, со всем масштабом своего гения.

Когда я добрался до района, где жил несостоявшийся оракул, стояла глубокая ночь.

Все должны были видеть десятые сны, но здесь кипела лихорадочная жизнь. И с момента моего прошлого появления кое-что изменилось. Ощущение. Прежде тут было более-менее стабильно: не вполне устроено, но терпимо. Теперь я видел, как со стены благополучия Полиса готова сорваться лавина социальных проблем.

На набережной возле канала Нерея возвели палаточный городок. Площадь с фонтаном Марса отдали под постройку временного жилья для беженцев. И светили огни подъемных кранов за домами улицы Наяд. Там тоже что-то спешно строили.

По шоссе проносились машины эринеров. Открыты двери многочисленных баров и забегаловок, много праздно шатающейся публики. А вон там, на углу, вспыхнула было драка, но так же быстро затухла: стражи порядка не дремали.

Вновь возникла ассоциация с временами моей юности. Всё куда-то несется, бурлит и кипит, но вряд ли в нужную сторону, при этом дэймос чувствует себя в этом потоке как форель в горной реке — естественная среда обитания.

Оставив машину на парковке, я вошел в подъезд дома, где жил Адриан. Интересно, почему он не сменил место жительства? Мог переехать к Клио или кому-то из оракулов.

Здесь все оставалось прежним. Запах дешевого жилья все так же крепко въедался в стены. Где-то звучала музыка, сквозь тонкие перегородки слышался плач ребенка, голоса, бормотание диктора… И все же новшества были. Дверь квартиры, куда я позвонил, сменили на новую, металлическую. Значит, оракул начал испытывать интерес к жизни. И старался как-то ограничить личное пространство.

Открывать не спешили. Сначала меня долго рассматривали в «глазок», потом прозвучал знакомый голос.

— Чего тебе надо?

— Принес кое-что, от чего ты не сможешь отказаться, — со всем своим дружелюбием отозвался я.

Пауза, во время которой Ардиан пытался представить, о чем это я. Любопытство победило.

— И что это?

— Через дверь не увидишь.

Еще одна пауза. И наконец щелкнул замок. Оракул стоял на пороге, глядя на меня пристально и мрачно.

— Ну?

Он не переменился с момента нашей последней встречи. Высокий, не ниже Герарда, суровый и хмурый титан, низвергнутый с Олимпа мира снов и вынужденный ютиться среди смертных. Ему была тесна эта квартира, его роль в этой жизни. Но он все еще пытался втиснуться в нее. Хотя взгляд Адриана стал иным, тень пронзительности прорицателя уже светилась в нем.

Я вытащил из внутреннего кармана куртки бутылку вина и показал ему.

— Хочешь, чтобы я с тобой выпил? — усмехнулся он.

— Это знаменитое клоносское — ответил я. — Виноград, из которого оно сделано, вырос на пепле древнего вулкана. Оно слишком ценно, чтобы просто пить это вино. Оракулы вдыхают его аромат, дабы их погружение в сон было более глубоким.

Адриан смотрел на меня с легким удивлением, как будто сам не понимал, что заставляет его так внимательно слушать меня, а не спустить в очередной раз с лестницы.

— Я не оракул, — сказал он наконец, покосившись на соседнюю дверь, которая бесшумно приоткрылась буквально на пару миллиметров, чтобы удобнее было слышать любопытный чужой разговор. — Спрячь бутылку.

— Как дела у Клио? — спросил я, не спеша выполнять его указание.

Оракул шумно вздохнул, став похожим на критского быка, существа бесспорно грозного и могучего, но целиком и полностью зависящего от внешних неподвластных ему сил.

Он отступил, кивком головы велев мне заходить. Захлопнул створку. Даже на первый взгляд было видно, что квартира стала чище, прибавилось книг, появился широкий плоский экран на стене, подключенный к ноутбуку. На мониторе сменяли друг друга какие-то малопонятные мне схемы.

— Учиться никогда не поздно, — одобрил я занятие Адриана. — А со знаменитой памятью оракулов освоение нового материала может стать делом исключительно приятным и захватывающим.

Он погасил экран и, сложив руки на груди, посмотрел на меня тяжелым взглядом человека, не расположенного к пустой болтовне. Сесть не предложил.

— Как