Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Где мы?
Я тяжело дышала, все еще не открывая глаз. Мы находились в незнакомом месте.
— В моей квартире. Мы прилетели прошлой ночью, — терпеливо объяснил он, прежде чем переместить свой вес. На секунду я подумала, что он слезет с меня, но вместо этого услышала, как он открывает ящик.
Звук был похож на ночной столик. Я наморщила лоб. Люди хранили странное дерьмо в своих ночных столиках. Неужели Дэймон собирался достать секс-игрушку?
Мне следовало открыть глаза и прикончить его, но мой разум отказывался сотрудничать. Тело тряслось, как будто меня била нервная дрожь. Даже кончики пальцев пульсировали. Что, черт возьми, он со мной сделал? Это не могло быть просто последствием секса с ним.
Лязг металлических предметов, сталкивающихся друг с другом, донесся до моих ушей. Что-то неумолимо холодное сжалось вокруг моего запястья. Я дернулась, когда металл врезался в кожу, тяжелый предмет придавил мои маленькие запястья. Я попыталась отдернуть руку, но что-то крепко удерживало меня, причиняя боль. Мои глаза наконец открылись, и я поняла, что другой конец тяжелого предмета прикреплен к Дэймону.
Холодный металл на моем запястье сверкал в солнечном свете, льющемся из окон, такой же, как на запястье Дэймона, ограничивая мои движения и последнюю возможность сбежать.
Этот ублюдок сковал нас наручниками.
Глава 29
Дэймон
— Серьезно?
Поппи уставилась на наручники, но тут ее внимание привлекло зрелище похуже.
Прижав одной рукой одеяло к груди, она в ярости приняла сидячее положение. Поппи подняла левую руку — ту, что была прикована наручниками к моей правой, — чтобы осмотреть свой безымянный палец.
Если она уже так расстроилась, я не представлял какой будет ее реакция, когда она обнаружит татуировку, скрытую под двумя кольцами. Первым было ее помолвочное кольцо с черным бриллиантом и огранкой корона. Его дополняло тонкое обручальное кольцо из белого золота, покрытое черным родием для придания ему цвета обсидиана.
Я накрыл ее руку своей, мое черное керамическое кольцо идеально дополняло ее пару.
— Они тебе нравятся?
В ответ Поппи сорвала кольца со своего пальца и швырнула их через всю комнату. Я поднял бровь, слушая, как те ударяются о дверь и отскакивают от нее. Черный бриллиант сверкал на полу, отчего кольцо было до смешного легко найти.
— Я приму это как «возможно».
Самообладание Поппи полностью лопнуло, как только ее внимание привлекло то, что скрывали украшения: ее настоящее обручальное кольцо, то, которое она никогда не могла снять.
— Что это, черт возьми, такое?
Ее глаза были неподвижны, а зрачки расширились при виде татуировки с тем же дизайном, что и ее тонкое обручальное кольцо.
— Твое кольцо.
Я набил ей татуировку лишь с обручальным, без помолвочного. Я знал, что она итак будет достаточно зла.
— Ты меня заклеймил, — прошипела она.
Моя рука коснулась ее шеи.
— Вот что ты думаешь об этих татуировках, которые делаешь каждый год в день смерти своего отца?
Поппи замерла.
— Откуда ты об этом знаешь? — она покачала головой, как будто задала бесполезный вопрос, осознавая, что я знаю о ней все. — Они были сделаны по моему выбору. Никто не ставил на мне клеймо, чтобы доказать свое право собственности на меня.
Я сдвинул свое обручальное кольцо, чтобы показать ей свежие чернила на пальце.
— У меня тоже есть такая.
Ответный жест лишь подогрел ее гнев.
— Да что, блядь, с тобой не так?
— Это далеко не первая парная татуировка, которую мы сделали вместе.
Комментарий заставил Поппи застыть. Во время наших встреч я намеренно скрывал свои татуировки. Теперь же тайное стало явным. Я лежал на боку, моя шея была открыта. На ее лице отразился ужас, когда она наклонилась, чтобы осмотреть заднюю часть шеи.
— У тебя такие же татуировки, как у меня, — медленно объявила она.
Я кивнул.
— Все четыре.
Четыре линии, обозначающие каждый год смерти ее отца. Эти отметки также ознаменовали годовщину нашей первой встречи.
Я ожидал ее полномасштабной ярости. Вместо этого Поппи спокойно наблюдала за мной, оценивая.
— Как долго ты меня преследуешь? Это — причина, по которой ты так много обо мне знаешь?
Лакомые кусочки, которые я рассказал ей прошлой ночью, возвращались к ней обрывками. Основываясь на моих признаниях, она поняла, что я полностью погряз в своей одержимости.
Я любил тебя много лет, Поппи, и я устал ждать. Слова не произвели желаемого эффекта, и у неё возникли вопросы о моей вменяемости.
— Вот как ты научился считать карты, — предположила она.
Ничто не оставалось незамеченным для моей девочки.
— Да. Я был с тобой все те разы, когда ты тайком ездила в Атлантик-Сити.
Взяв себя в руки, Поппи вернула бесстрастную маску, хотя в ее глазах горел другой вопрос. Как ты мог так поступить со мной? Она чувствовала себя преданной, но со временем я смогу унять ее боль.
— Я люблю тебя больше всего на свете, Поппи, но я имел в виду то, что сказал. Я устал ждать, — ответил я на ее незаданный вопрос. Я не разрывал зрительного контакта, моя решимость росла с каждой минутой. — Я знаю тебя лучше, чем ты сама. Поскольку я наблюдал за тобой много лет, и понимаю всё в тебе. Я единственный человек, способный любить тебя так, как тебе нужно. Рядом со мной тебе никогда не придется сдерживать себя, чтобы избежать осуждения, или вести скучные разговоры, чтобы заполнить тишину. Это то, чего ты всегда хотела.
Поппи обдумывала мои слова.
— Я знаю, что ты сейчас злишься, но обещаю, ты увидишь все по-моему.
Поппи не стала углубляться в эту тему, и вместо этого сосредоточилась на своем окружении. Она размышляла о том, как выйти из затруднительного положения. Вопросы сыпались из ее рта, как во время скоростного раунда в игровом шоу.
— Никто из кузенов не ответил на мои сообщения о том, чтобы переночевать у них. Это твоих рук дело?
Я кивнул.
— Я подумал, что ты можешь связаться с ними, поэтому сменил их номера на случайный набор цифр.
— А моя мама? И дня не проходило без звонков от неё.
— Номера её и Зейна были заблокированы.
Поппи рассмеялась, то ли от горечи, то ли над ситуацией, оставалось лишь догадываться.
— Полагаю, ты держишь мой телефон в заложниках.
— Я верну его тебе после нашего медового месяца, — осторожно ответил я.
— Ты называешь это медовым месяцем?
Она попыталась поднять наши соединенные руки. Наручники впились в ее нежную