Утреннее солнце, нехотя пробуждаясь, устремило свои первые лучи к песчаным берегам. Легкий бриз подгонял ленивую волну. Худшие времена миновали. Борис вышел на террасу своего бунгало и отпил внушительный глоток коктейля «Малибу». Его душа пела вместе с природой. Он благодарил бога за снисхождение, щедро отпущенное с небес ему, а главное, Лене. Она поправилась, китаец-лекарь Чанг Жу отрабатывал свои сказочные гонорары отменно. Он сотворил невозможное – вернул бедную женщину, сраженную непереносимым горем, к жизни. Лена оказалась пригодной для материнства. Этот факт придавал ей силы.

Начать все сначала, закрыв глаза на возрастные рубиконы? Ей уже было далеко за сорок. Наполовину седая, но все еще роскошная леди. Тропическое солнце потрудилось над еще не потерявшей былой блеск кожей, придав ей матовый оттенок естественного загара. Мысли ее, омытые нетронутым ландшафтом крохотных островов, освободились от каменного гнета прошлого. Она осмелилась думать о будущем. И в этом поистине было счастье.

Да, она думала о будущем ребенке, пока еще дающем знать о своем существовании набором не совсем приятных ощущений, с которыми готова мириться любая кандидатка в матери, добровольно вознамерившаяся обременить себя родным чадом. Елена в этом смысле походила на матерую волчицу со сведенным на нет болевым порогом. Она не чувствовала никаких неудобств, и даже на первых порах ей были нипочем токсикозы. Она сознательно тушила в себе неприязнь к дурноте, но только благодарила господа, что он даровал ей еще одну возможность стать полноценной матерью.

Борис кружился вокруг своей жены, как пчелка вокруг цветка, бережно окутавшего лепестками вожделенный нектар. Рынок в Мале – столице Мальдивской республики – пестрел деликатесами. Борис нанял там рыбака-торговца, который еженедельно привозил в их бунгало на своей лодке бесчисленные дары Лаккадивского моря, омывающего столицу с востока, – креветки, лангусты, крабы, разнообразную рыбу и даже морских черепах. Чанг Жу снабжал целебными травами, он приезжал на атолл регулярно, так же, как поставщики экологически чистой питьевой воды – даже в пробуренных для водохранилищ скважинах и искусственных водоемах пресная вода со временем становилась солоноватой на вкус. По этой причине на Мальдивах практически не возделывали рис, его завозили из Шри-Ланки.

Богатая чета Отто и Рита Бергмайер прижилась в этом крохотном исламском государстве. Борис привык к своему новому имени, а президент Мальдивской республики привык к приятному соседству с австрийскими миллионерами.

Четвертый год житья Бергмайеров на Мальдивах благодаря хитроумной тактике и особому политическому чутью Бориса принес небывалые перемены в островную жизнь. Спонсирование Борисом предвыборного марафона сразу двух претендентов на высший в государстве пост дало свои плоды. Расходы не так больно ударили по карману. Для страны с населением в двести тысяч жителей триста тысяч долларов – космическая сумма.

Настороженность аборигенов к иностранцам Борис поспешил компенсировать строительством новой мечети в Мале и ощутимыми инвестициями в развитие курортов на островах Корумбо и Бандос. Он верно все просчитал. Здешний парламент – меджлис, безусловно, с одобрения новоиспеченного главы государства, пожаловал семейству Бергмайер в дар еще один необитаемый остров – этого добра туземцам было не жалко: из двух тысяч островов только на двухстах жили люди. Подарили остров единогласным решением всех депутатов с формулировкой: «В вечное безвозмездное пользование за вклад в процветание Мальдивской республики».

Даже для Бориса стало неожиданностью последовавшее вслед за этим высочайшее его назначение атоллверином – начальником одного из двенадцати атоллов. Благодарность нового президента не знала границ. В истории Мальдив подобные вещи случались не так часто – свободолюбивые мальдивцы не очень-то чтили европейцев. Борис, планирующий наперед любые неожиданности, пошел дальше – принял ислам, чем завоевал симпатии местных ортодоксов. Следующим шагом логической цепи его поступков мог стать хадж в Мекку, но это показалось ему перебором.

Вилла Бергмайеров стала одновременно резиденцией атоллверина. На крыше бунгало развевался государственный красно-зеленый флаг с белым полумесяцем посреди, а в подчинение Бориса перешел начальник департамента полиции со штатом в тридцать пять полицейских.

Борису было ради чего стараться. Он пытался своими действиями показать Лене, что ей не угрожает никакая опасность. Пусть исподволь, бессознательно, но она должна ощутить ни с чем не сравнимое чувство покоя. Если бы на свете существовала мифическая птица Феникс, возрождавшаяся всякий раз из собственного пепла, он во что бы то ни стало раздобыл бы для своей любимой этот универсальный символ бессмертия и вечного обновления. Жизнь продолжалась!

Он камень за камнем воздвигал на Мальдивах фундамент их будущего, рисуя по возможности именно ту картину, что слышал в мечтательных признаниях Елены в период, когда она была в пике своего гангстерского величия. Елена мечтала о сказочном шельфе, где будет сама себе королевой. Пожалуйста… Разве здесь он устроил не то же самое? Ну, почти то же. Конечно, эта смешная гвардия полицейских в реальной схватке описается в штаны. Но, положа руку на сердце, здесь не к чему держать охрану. По большому счету, их теперь охраняет какое-никакое государство. Борис, размышляя на эту тему, наверняка знал, что его думы больше наивность, чем аналитические изыски, и все-таки был повод успокоиться. И ему, и Лене.

Его трепетная забота, экваториальный климат, ненавязчивый муссонный ветер шелковистой пеленой обволакивали истерзанную душу Родионовой. Плод их любви, словно снотворное, усыплял ее бунтующий мозг. Когда беременность исчислялась пятью месяцами, Борис пригласил в республику из Коломбо, столицы Шри-Ланки, лучших специалистов в области акушерства и гинекологии. По их заключениям все проходило как надо. Но он не верил, хотя виду не показывал. Он не хотел, чтобы Лена усомнилась и испугалась. Она же держалась поразительно твердо и смело. Борис в открытую восхищался силой ее характера, не зная на самом деле причины такой стойкости. А загвоздка лежала на поверхности.

Этот ребенок был ее последним шансом вернуть самой себе человеческий облик, вызволить себя из томительных оков прошлого, куда не было возврата. Там, на бурлящей страстями далекой родине, она потеряла своих детей. Она не сумела быть настоящей матерью, не смогла их защитить. И всякий раз, когда образы Милочки и Андрея возникали перед ее глазами, она заставляла себя отгонять страшные воспоминания, ибо точно знала, что не вынесет этого снова, ей нельзя было думать о беде, ей обязательно надо было родить. Она боролась за свое спасение.

Дни шли, распекаемые знойным палящим солнцем. Их сменяли короткие ночи, источающие приятную свежесть редкой прохлады, которую прямо спозаранку снова плавило солнце.

В один из неотличимых друг от друга дней у Елены начались схватки. Роды проходили тяжело. Лена мучилась в неимоверных болях, Борис находился за дверью ее покоев. Его терзало ожидание, но все было не напрасно. Их счастью не было предела, когда в комнате раздался долгожданный писк. Родилась девочка. Крохотное розовое создание с еле заметным пушком на головке. Девочка кричала без умолку, и в этом протяжном младенческом крике угадывался весь смысл жизни Лены и Бориса. Новорожденную назвали Сашенькой.