Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В воскресенье, т.е. 4-го числа горнунга-месяца,[472] во всех общинах нашего края был созван народ и повсюду единодушно провозглашена свобода. Во всех общинах избрали народных представителей, соблюдая паритет религий.[473] Монастырь Санкт-Галлен было решено оставить в покое и заплатить ему за Тоггенбург сколько требуется.
Итак, первый шаг сделан. Да ниспошлют небеса свое благословение и сохранят мир и согласие на нашей земле. С тех пор народные представители из всех общин нашего края собираются раз или два в неделю в Лихтенштейге в ратуше, для того чтобы держать совет и выносить решения по делам всего края или относительно общего блага народа Тоггенбурга. Собрание состоит приблизительно человек из семидесяти, работы у которых найдется предостаточно, пока не будет изменено государственное законодательство.
25 февраля
РАЗДОР ЗА РАЗДОРОМ
Все это — последствия революции, как я думаю. Таков уж дух времени. Разбудили его франки.[474] Добрался он и до нас, обитателей самых высокогорных долин. Даже демократические кантоны[475] вознамерились pervorce[476] бунтовать. В Аппенцелле партия идет против партии из-за всякой малости. Каждая требует, чтобы власти приняли ее сторону, что невозможно. Тогда партия, которая проиграла, нападает на власти и заставляет их признавать ее правоту. Начинаются потасовки, необузданность и насилие всякого рода, так что решение дела передается какой-нибудь посторонней общине.
По пути в милый мой Санкт-Галлен к моим добрым друзьям[477] услыхал я много разговоров о довольно-таки трагических последствиях выступлений той и другой партии. Так всегда и бывает! Выслушаешь одну партию и подумаешь — она права, а послушаешь потом другую — покажется, что и эта как будто права тоже. Но, как уже сказано, дело, я полагаю, не стоит того, чтобы подымать вокруг него столько шума. Все это одна болтовня или, если угодно, одни перебранки. Некто Пундт[478] был, как я приметил, главным лицом, или заводилой, этих беспорядков. Дело было представлено Совету.[479] Но и Совет, и все, кто его поддержал, подверглись со стороны партии Пундта самым грубым оскорблениям.
На обратном пути я узнал, что в Геризау снова собрался Совет в полном составе. Я видел, как со всех сторон туда движутся целые когорты[480] мужчин и молодых людей, так что я подумал было, что опять началась заваруха. Но из их наивных слов я понял, что дело идет опять о Совете. Мы зададим им жару, — сказал один из встреченных мною, — пускай наводят мир и порядок, а не берут сторону одной какой-нибудь партии и не натравливают людей друг на друга и проч.
Приблизившись к Лихтенштейгу, я повстречал опять целые толпы, которые оттуда выходили, поскольку наши представители также собирались в этот день на совет по поводу наших местных дел. Ну, подумал я, вот и у нас начинается то же самое, что и в Аппенцелле. Всюду видно и слышно, как партии действуют друг против друга, и чего желает одна, то вовсе не годится для другой. Там и сям появляются партии, сильно попахивающие якобинским клубом;[481] если бы это от них зависело, они ввели бы такие свободу и равенство — все монастыри и большие города стерли бы с лица земли. И ведь все это состоятельные люди, которые, как ни кричат о свободе и равенстве, ни к кому не питают дружеских чувств, разве только к тем, в ком они заинтересованы. И при всем том они выдают себя за пламенных друзей отечества. Опора их, богатые крестьяне, в узком своем кругу суть жесточайшие деспоты, которые ни за что не снижают цены за продукты со своих угодий даже для бедняка, ближнего своего, и дерут с него втридорога, как только могут.
За фунт коровьего масла, когда цена на него поднялась до одного гульдена,[482] они просили шестнадцать баценов. Когда же цена упала до десяти баценов, некоторые из них дошли до того, что придерживали масло восемь дней, но и такая прибыль показалась им слишком малой. Благодарение небу! Такого рода людей не так много. Хотелось бы думать, что в нашем краю и повсюду тех людей больше, кто любит порядок и желает справедливых законов, тех, кто ценит правило: «Богу Богово, а кесарю кесарево»![483] Тех людей, которым не по душе разные там партии и всяческие раздоры. Тех, кто по мере своих сил хранит прочные узы дружбы и хотел бы установить везде гармонию и согласие. Жаль только, что люди, чтущие порядок, не везде могут говорить открыто и со всеми делиться своими здравыми и честными убеждениями. Что всегда их могут перекричать те самые заговорщики, и что они, эти честные люди, слишком добросердечны, чтобы силою заткнуть им рот. Скорее уж они тихо отойдут в сторону, сохраняя мир и согласие для самих себя.
Впрочем, терпение! В конце-то концов еще посмотрим, какие плоды принесет древо мира и согласия и наоборот — каковы будут скверные последствия раздоров и несогласия. Беда учит уму-разуму, и пример соседних и отдаленных народов станет уроком, который поможет убрать с дороги все камни преткновения,[484] вызывающие раздор, и взяться по-братски за устроение общего блага, работая плечом к плечу.
28 февраля
ПРОДОЛЖЕНИЕ
Только что соседи мои возвратились с внеочередного собрания жителей Аппенцелля в Тейфене.[485] Они рассказывают, что сход был как раз довольно бурным, и пара сотен физиономий была разбита в кровь. Но говорят, что никому это не стоило жизни, или во всяком случае будет стоить жизни немногим. Партия Пундта хотела силой помочь этому Пундту залезть на подмостки, чтобы выступить перед народом, чего противоположная партия никак не могла допустить. Из-за этого завязалась потасовка, во время которой приверженцам Пундта, которые оказались в заметном меньшинстве, пришлось дать деру, причем многие из них получили ранения. Как бы то ни было, они не хотят оставить этого дела так, несмотря на то что Пундт объявлен лишенным всех прав