В воскресенье мы все с чистой совестью выспались. Все, за исключением Джеки, разумеется. Она встала, кажется, раньше солнышка и взялась за дело. Я ворочался в постели и слышал ее то в саду, то в доме, то снова в саду. В какой-то момент из глубин моего подсознания всплыло слово «уборка», но самая мысль о том, чтобы потратить столько энергии, навеяла на меня еще более крепкий сон.

Около полудня я все-таки встал, натянул старые серые спортивные штаны и футболку и спустился посмотреть, не испек ли Ноубл чего-нибудь вкусненького. Я так проголодался, что мог бы умять вес двадцать восемь порций.

Кухня сверкала чистотой, и хотя домашней выпечки не наблюдалось, на столе я нашел пакет рогаликов. Пончиков не было, значит, в магазин ходила Джеки. Я съел рогалик или два и вышел на улицу, откуда доносились голоса.

В саду было так же чисто, как и на кухне. В теньке сидели Ноубл, Тесса и мой отец. Джеки куда-то подевалась. На круглом столике перед ними стояли три белые коробки с выпечкой и четыре больших пакета апельсинового сока. Ого, подумал я, настоящий завтрак Ньюкомбов. Я присел и ухватился за желе. Удивительно, как Ноубл его еще не съел — это его любимое лакомство.

— ...прямо там. — Ноубл закончил начатую фразу, притворяясь, что не видит меня. Сомневаюсь, что слова «доброе утро» хоть раз слетали с его языка.

Разумеется, я понимал, что оборванная реплика Ноубла была призвана заинтриговать меня, но я скорее бы сдох, чем стал спрашивать, о чем речь.

Однако Тесса не Ньюкомб. Она сидела на коленях Тудлса, откинувшись ему на грудь, и слизывала сахарную пудру с кекса — моя нелюбимая выпечка.

— Ноубл с моей мамой собираются открыть пекарню, — поделилась Тесса.

— Правда?— не удержался я, разглядывая его профиль. Вдоль его нижней челюсти легла розовая полоска, поэтому я понял, что он волнуется, хотя виду не подает.

Ноубл пожал плечами, как будто речь шла о каких-то пустяках.

— Может, стоит подумать об этом. Мать Тессы — как, бишь, ее зовут?

— Персефона, — быстро ответил я.

Ноубл бросил на меня гневный взгляд. Я улыбнулся и взялся за пакет с соком.

— Элли принадлежит один из викторианских домов на другой стороне улицы.

Окна моего кабинета выходили как раз на эти дома, так что я хорошо их знал. Конечно, не слишком хорошо, потому что большую часть времени я все-таки работаю, а не пялюсь в окно.

— А какой? Желтый или тот, у которого дыра в крыше затянута брезентом?

— Угадай, — ответил Ноубл.

Я фыркнул. И угадывать нечего.

— Дом отличный, — вставила Тесса.— Только мама меня туда не пускает, говорит, что полы прогнили. — Она взяла из коробки пирожное «медвежий коготь», разломила пополам, отдала половину моему отцу и снова откинулась ему на грудь. Я уже перестал ревновать. Они, кажется, и вправду друг другу нужны.

Ноубл изогнул брови.

— Сила привычки, — заметил он, имея в виду, что дом стоит только благодаря силе привычки.

— Так каков план?

Тудлс улыбнулся:

— Элли сказала, что умеет варить кофе, а Ноубл печет. Так что они собираются открыть кафе-булочную.

Я посмотрел на Ноубла. Розовая полоска стала ярче. Так-так-так. Это уже серьезно. Вчера вечером я видел, как Ноубл обхаживал Десси, очевидно, надеясь затащить ее в постель. Но их с Элли я вообще не видел вместе. Однако если Ноубл всерьез подумывает открыть кафе с женщиной, чьих кулинарных способностей хватит только на то, чтобы варить кофе, значит, на самом деле он думает о женитьбе. Это будет третий или четвертый брак? Или пятый? Ванесса говорила, что ее отец покупает обручальные кольца оптом — и она не шутила.

Через какое-то время Ноубл перестал изображать из себя мистера Хладнокровие и начал рассказывать, на чем они с Элли сговорились. Тудлс и Тесса заскучали и ушли на веранду мастерить воздушного змея. Ноубл рассказал, что когда они ездили за выпечкой, то по пути купили нужные материалы.

— Хоть что со мной делай, а не понимаю я прелести рогаликов, — говорил Ноубл. — Черствые невкусные штуки. Как думаешь, за что янки их любят?

— Понятия не имею, — ответил я и взялся за последнее заварное пирожное со сливочным кремом. Я, как всегда, выдавил крем на высунутый язык и только после этого в два укуса прикончил пустое пирожное. — Ну, рассказывай в подробностях.

Я точно не знаю, когда они успели все это обсудить, но, судя по покрасневшим глазам Ноубла, они с Элл и долго разговаривали по телефону после того, как все разошлись. Выяснилось, что Элли и ее бывший муж купили полусгнивший дом напротив моего, чтобы отремонтировать и жить там, но ему предложили работу в другом штате, и он согласился.

— А почему она с ним не уехала? — уточнил я.

— А я почем знаю? — отозвался Ноубл. — Ты ж понимаешь, я не хотел вламываться на чужую территорию, поэтому...

Он осекся, встретившись со мной взглядом. Мне вовсе не хотелось выслушивать его враки. Если Ноубл и интересовался бывшим мужем или парнем какой-то женщины, то только потому, что хотел знать, грозит ли ему снова проснуться с дулом дробовика под подбородком.

Ноубл пожал плечами в искреннем недоумении:

— Не знаю я, почему она с ним не поехала. Просто сказала, что не могла, и все.

— Странно это все, — заметил я. — Нейт сказал то же самое: что не может уехать. Никаких объяснений. Так какой у тебя план?

Ноубл рассказал, что утром осмотрел дом Элли. Там, конечно, все вверх дном, однако он может его отремонтировать.

Мой слух резанули слова «жилые помещения». Это не ньюкомбовские слова, значит, Ноубл где-то их подцепил, вероятнее всего, у Элли. Насколько я понимал, он собирался отремонтировать комнаты наверху дома, чтобы Элли и Тесса могли туда переехать жить, а с Элли они бы работали в булочной внизу.

Конечно, платить за все придется мне, это не оговаривалось, но я не возражал. Меня вполне устроит, если Тесса будет жить через дорогу, а мой отец будет сновать туда-сюда между домами, как шарик для пинг-понга. Разумеется, учитывая, сколько готовит Ноубл, есть нам все равно предстоит всем вместе.

Я слушал Ноубла и пытался разобраться, что же именно меня беспокоит, однако пока мне не удавалось ухватить эту мысль за хвост.

— А где Джеки? — спросил я.

— По уши в кислоте. — Ноубл кивнул в сторону студии.

Вчера вечером я видел около сотни вспышек ее фотокамеры: она фотографировала всех и вся. Я понимал, что она просто пытается скрыть то, что охотится за выдающимися снимками Тудлса и мэра вместе. Жевун и гном.

— А что это был за мужик? — Ноубл посмотрел на ворота.

Я скривился. От моего кузена ничего не скроешь. Посреди вечеринки Джеки вдруг исчезла за воротами, а через несколько минут явилась с тем самым выражением лица. Мне приходилось терпеть этот ее вид несколько дней после того, как она подцепила в лесу того парня. Как ни противно об этом думать, но все же на лице у нее написано было «Рассел Данн».