— Вы убили его? — выдыхает она. — Что, черт возьми, с вами не так?

— Посмотри на это с другой стороны, — говорю я ей. — Тебя больше не выселяют, и все твои вещи по-прежнему здесь.

— Просто здорово, — сияет она, ее сарказм звучит густо и громко. — Как удачно.

Я закатываю глаза, когда Роман достает пистолет, желая поскорее покончить с этим дерьмом. Он поднимает его, целясь прямо в ее отца, и как раз в тот момент, когда он собирается нажать на курок, Шейн отпрыгивает от стены.

— Подожди, — бросает она. — Я хочу это сделать.

Роман смотрит на нее, его бровь выгибается, когда он настороженно наблюдает за ней.

— Ты уверена?

Она сердито смотрит на него в ответ.

— Я уже стреляла в него однажды, не так ли?

Роман закатывает глаза и отходит с ее пути, зная, какие сражения выбирать, когда дело доходит до этой маленькой колючки. Он передает Шейн свой пистолет, и она встает перед своим хнычущим отцом.

Шейн поднимает ствол с абсолютным ядом в глазах, будоража что-то глубоко внутри меня, и когда она прицеливается, я качаю головой и тяжело вздыхаю.

— Четыре часа на игровой площадке, и ты ничему не научилась? — Спрашиваю я, заходя к ней сзади и регулируя вес ее тела. Я поднимаю ее подбородок, отвожу плечи назад и фиксирую ее хватку на пистолете. Я отступаю и смотрю на ее позу. — Если ты собираешься это сделать, убедись, что делаешь это правильно.

Она оглядывается на меня, ее брови хмурятся, когда взгляд перемещается вверх и вниз по ее телу.

— Вот так?

Максвелл Мариано собирает последние силы и качает головой, видя в ней разницу с тем разом, когда они в последний раз были в таком положении всего две недели назад.

— Шейн, я твой папа, — говорит он, пытаясь затронуть струны в ее сердце, которые по его вине были сломаны. — Ты не хочешь этого делать.

— Эй, — говорю я, поднимая руку, чтобы утихомирить его. — Не будь грубым. Ей нужно сосредоточиться. Она разозлится на себя, если промахнется. Не отвлекай ее.

Шейн снова сосредотачивается, стискивая челюсть, и когда голос ее отца снова раздается в маленькой ванной, ее тело вздрагивает, а вся поза меняется, перечеркивая все, о чем мы только что говорили.

— Да ладно тебе, чувак, — стону я, когда Шейн опускает плечо. — Я пытаюсь ее кое-чему научить. А ты портишь ей технику, и это просто недопустимо.

Леви встает рядом со мной, поднося палец к губам.

— Замолчи, — говорит он ее отцу.

Шейн делает глубокий вдох и поднимает подбородок, она поправляет осанку и принимает удобную позу. Чертовски самодовольная ухмылка расползается по ее лицу, и, черт возьми, меня никогда в жизни так не привлекала эта женщина. Мой член твердеет в штанах, натягивая металлическую молнию, когда я провожу языком по нижней губе, возбуждение нарастает глубоко внутри меня и посылает волну адреналина по моим венам.

— Просто чтобы ты знал, — говорит она ему. — Пока ты гниешь в огненных ямах ада, я собираюсь блистать. При каждом удобном случае. Я буду поливать дерьмом твое грязное имя, пока весь гребаный мир не узнает, каким куском дерьма ты был на самом деле. И для протокола: я собираюсь получить все, о чем ты когда-либо мечтал в жизни, не пошевелив и пальцем, черт возьми. Я буду жить в гребаном замке с таким количеством денег, какого ты никогда не видел, с осознанием того, что я всегда буду лучше тебя. — Она придвигается ближе к отцу, наклоняется и прижимает пистолет прямо ему между глаз, в то время как ее глаза, кажется, сияют самым ослепительным счастьем. — Ты для меня никто, просто грязное пятно на моем прошлом, которое я уже забыла. Пошел ты, отец. Твоему террору надо мной наконец-то пришел конец. Я свободна.

БАХ!

26

ШЕЙН

После нескольких часов гниения на заднем сиденье "Эскалейда" разлагающееся тело только еще больше портит мне настроение.

— Какого хрена? — Спрашиваю я, прерывая описание Жасмин ее похитителя, когда дверь открывается, и запах почти бьет мне в лицо. Маркус ухмыляется, не сводя с меня глаз с тех пор, как я решила взять свою жизнь в свои руки и всадить пулю в мозг отца. — Не стой просто так. Сделай что-нибудь с этим. Я не собираюсь ехать обратно в твой дурацкий замок с привидениями, пока этот большой ублюдок воняет тут. Я имею в виду, что это вообще такое? Неужели дерьмо вытекло из его задницы теперь, когда она не зажата? Пахнет отвратительно.

Маркус просто улыбается, наблюдая за мной с благоговением, ловя каждое мое слово, и после долгого, прищуренного взгляда наконец открывает дверь, прежде чем протянуть руку и схватить тело. Он вытаскивает его и швыряет прямо в старый потрепанный джип, припаркованный рядом с нами, — джип, которого там не было, когда я припарковывала "Эскалейд".

Освободив место, Леви бросает три спортивных мешка с моей одеждой на освободившееся место, и мое лицо искажается от отвращения, когда я думаю, сколько же всего осталось от этого трупа и теперь маринует мои вещи.

Роман заводит двигатель и опускает все стекла, включая кондиционер, чтобы избавить "Эскалейд" от запаха, и то, как Роман приступает к делу, наводит на мысль, что это не первый случай, когда в багажнике разлагалось мертвое тело.

Проходит минута, и, когда раннее утреннее солнце начинает выползать на небо, мы трогаемся в путь. Пройдет совсем немного времени, прежде чем люди начнут собираться на работу или рано вставать в спортзал, и мы не хотим быть здесь, когда они это сделают.

Я сажусь в центре, сзади, предполагая, что Жасмин недостаточно комфортно сидеть рядом с одним из парней, учитывая то, как она вздрагивает каждый раз, когда они приближаются, но я не могу винить ее, особенно после того дерьма, через которое она прошла за последние несколько недель. Роман, как обычно, садится за руль, но когда Маркус садится сзади рядом со мной, я качаю головой. — Ни за что, черт возьми, — говорю я ему, указывая вперед. — Ты весь в остатках сока разлагающегося тела, а я только что приняла душ. Ты сидишь спереди.

Леви ухмыляется и отталкивает его с дороги, прежде чем сесть рядом со мной и положить свою тяжелую руку мне на плечо, заставляя Жасмин подпрыгнуть, когда его пальцы непреднамеренно касаются ее хрупкого плеча. Не желая усложнять ситуацию