– Вот это хорошо… Мальгаши пришли сюда – это признак того, что они начали верить нам, верить белым. Раньше такого не было. Это очень хорошо.

Один из знахарей долго, не произнося ни слова, смотрел на Беневского, – лицо его было бесстрастным, почти неживым, – потом сунул руку в мешок, поискал там что-то и достал пучок трав, перевязанных куском высохшей лианы. Он по-прежнему не произносил ни слова, – также молча сунул пучок в горшок и налил туда воды.

Горшок поставил на огонь.

Когда вскипевший горшок снял с огня, в посудине плескался темный коричневый отвар, слабо пахнувший мятой и еще чем-то, – чем именно, Беневский не понял. Отвара было много. Знахарь слил его в большой стеклянный кувшин, остатками наполнил кружку.

Кружку протянул Беневскому. Тот взял ее, вопросительно наморщил бледный лоб.

– Это выпить все?

Знахарь молча кивнул. Беневский приподнялся и медленными звучными глотками опустошил кружку. Откинулся назад, на подушку. Приятное тепло распространилось по его телу, он закрыл глаза и через несколько минут провалился в глубокий сон – так сильно подействовал на него отвар мадагаскарских трав. Его понесло по пространству, стремительная зыбь успокаивала Беневского, снимала слабость, усталость, давившие на него…

Проснулся он через несколько часов с ощущением, что пошел на поправку – чувствовал себя легче, много легче, чем раньше, и хотя болезненный жар, погружавший его последние две недели в свою неприятную плоть, не проходил, это был другой жар… За ним должен был обязательно последовать прилив сил.

Дело пошло на поправку. Хотя эпидемия малярии, навалившаяся на Луисбург, взяла свое – потери были, на окраине нового города выросло целое кладбище (впрочем, городов без кладбищ не бывает), большерецким беженцам повезло, смерть обошла их стороной – потрепала, пометелила, ослабила донельзя, но с собой не забрала. И слава Богу! Нужно было думать, как жить дальше.

Беневский понял, что место для Луисбурга он выбрал неудачное, каждую зиму здесь будет повторяться то же самое, что происходит сейчас, – и в конце концов их задавит малярия, – значит, надо было строить новый город. На новом месте.

Несколько французов, прибывших с Беневским на «Маркизе де Марбёф», находились в тяжелом состоянии, и Беневский отправил их на Иль-де-Франс – тем более, что пакетбот с капитаном Жоржем слишком уж застоялся…

В воздухе пахло не только малярией, но и порохом. Беневский, обладавший превосходным чутьем, ощущал опасность на расстоянии, – кожей своей, лопатками, черепом, кончиками пальцев, сердцем, он чувствовал, что в затылок ему направлен ствол пистолета. И курок будет обязательно спущен…

Он не увидит, как прилетит пуля, поскольку прилетит она сзади – губернатор Пуавр побоится нападать спереди, – как не увидит и человека, который нажмет на спусковую собачку заряженного пистолета.

Поразмышляв немного, Беневский отправил с пакетботом на Иль-де-Франс и Алешу – вытянувшегося, повзрослевшего, пожелтевшего после болезни, как китаец, но не растерявшего сообразительности.

На Иль-де-Франсе Устюжанинов узнает последние новости, обязательно разведает, чего и кого надо бояться Беневскому и его людям, разведает, откуда конкретно исходит угроза?

Узнанное Устюжаниновым было много хуже того, что он ожидал узнать: Беневский окончательно встал губернатору поперек горла и он велел своим подопечным выковырнуть эту кость – нечего Беневскому портить воздух Индийского океана… Только сделать это так, чтобы в Париже никто не подумал, что Беневского сжил со света губернатор Пуавр.

Подопечные, благословленные губернатором, незамедлительно вступили в переговоры с племенами, которые не принимали Беневского – с сакалавами и сафирубаями: понимали хитрецы, что ни те, ни эти живота и сил своих не пожалеют, чтобы расправиться с графом, камни будут грызть зубами и сгрызут, в конце концов, но спесивого Беневского сбросят в океан, либо скормят крокодилам.

Губернатор выделил для подкупа вождей хорошие деньги, послал много «огненной воды», блестящих побрякушек, к которым мадагаскарцы относятся с детским восторгом, индийских тканей, зеркал в медной оправе и даже оружия.

Вот такой губернатор управлял ныне Иль-де-Франсом. Пробовал он также интриговать и при королевском дворе… Что-то у него получалось, а что-то нет.

У Устюжанинова еще с поры работы в ботаническом саду остались добрые знакомые в губернаторской администрации, – в частности, аббат Роттон, друживший с прежним губернатором.

…Они сидели в пальмовом сквере напротив входа в особняк, занятый губернаторской службой, видели, как из дверей выбегали клерки с папками, неслись куда-то, потом возвращались, через некоторое время на пороге показался кривоватый, прихрамывающий сразу на обе ноги карлик с носом, украшенным большой бородавкой, неторопливо огляделся и натянул на голову широкую шляпу. Внешность карлика была необычной.

– Кто это? – не удержался от вопроса Алеша.

– Очень опасный человек, – сказал аббат, – господина Беневского он ненавидит. Впрочем, ненавидит не только его – ненавидит весь мир. Это – некий Балью, начальник канцелярии губернатора.

Следом за карликом из дверей особняка вышел рослый красивый мужчина с холеным лицом.

– А это кто? – спросил Устюжанинов.

– Не знаю точно… Из Франции он прибыл недавно, говорят – ученый муж. Занимается то ли птицей до-до, то ли хочет вывести кенгуру в Памплимусе…

– Вид у него, как у герцога.

– На мой взгляд, он ни того, ни другого не сделает – просто не будет, – аббат усмехнулся. – Несмотря на герцогский вид, он совершенно не похож на ученого человека. Либо я ничего не смыслю в психологии.

– В таком разе кто же он?

– Не знаю. Но то, что он не ученый – совершенно точно.

Красавец пристроился к карлику, оживленно беседуя, они вместе проследовали в карету, стоявшую в тени огромного дерева.

Аббат проводил их взглядом и произнес с печальным вздохом:

– Раньше таких людей на Иль-де-Франсе не было… А сейчас завелись. Наступило время худых коров. Молока они не дают, зато имеют длинные ноги и хорошо бегают.

Рассказал Роттон и о тайной экспедиции, которую люди губернатора совершили на Мадагаскар, к племенам, враждебным Беневскому.

– Это же война, аббат, – неожиданно поняв, к чему могут привести подобные «вояжи», прошептал Алеша.

– Да, война, – подтвердил Роттон.

Устюжанинов поблагодарил аббата, встал.

Надо было срочно возвратиться в Луисбург – то, что услышал Устюжанинов следовало как можно быстрее донести до Беневского. Алеша помчался в порт, где стоял пакетбот.

– Капитан Жорж, срочно поднимаем паруса!

Тот от удивления вылупил черные глаза так, что они у него чуть не свалились на нос.

– Чего так? Мы же только что приплыли.