– Обстоятельства, капитан Жорж, обстоятельства… А обстоятельства сильнее нас.

Капитан Жорж на время этой стоянки решил даже съехать на берег – подмаслился к одной вдовушке-метиске, чей муж утонул в океане, добывая жемчуг – защемил ногу в створке огромной раковины и не смог всплыть, та утопила беднягу. Поскреб капитан Жорж пятерней затылок и отрицательно покачал головой:

– Ничего не выйдет, господин Устюжанинов.

– Это почему же?

– Пакетботу нужно три дня на срочный ремонт – у нас подгнил корпус, мы уже начали его латать. Поднять паруса сможем только через три дня.

– Тьфу! – отплюнулся Алеша.

– Если срочно, то советую уйти на «Маркизе»…

– Но «Маркиза де Марбёф», насколько я знаю, под разгрузкой.

– Разгрузку она уже заканчивает.

«Маркиза» стояла недалеко от пакетбота, трюмы свои она уже опустошила – доставила на Иль-де-Франс груз дорогого дерева – эбенового, красного, сандалового. Матросы «Маркизы», перенесшие, как и все в Луисбурге, тропическую лихорадку, выглядели не лучшим образом, это были желтолицые доходяги, а не матросы.

Капитан «Маркизы» – седой плотный джентльмен, с трубкой, прочно зажатой длинными прокуренными зубами, в офицерской треуголке, покачал головой:

– Не могу я сейчас плыть в Луисбург, никак не могу. Команде нужен отдых. У меня люди измучены болезнью, работой и морем. Понятно это вам, юноша?

В ответ Устюжанинов энергично помотал головой.

– Нет, непонятно. Сакалавы и сафирубаи – очень опасные племена. В эту минуту они, может быть, уже напали на Луисбург и, кто знает, – вдруг уже жгут наши дома и убивают наших товарищей, – Устюжанинов говорил так горячо, так громко, что старый морской волк заколебался – а ведь все так и может быть.

Тем не менее он отрицательно покачал головой:

– Не могу, юноша… Поймите, если у меня во время плавания выйдут из строя хотя бы два человека, мы до Луисбурга уже никогда не доберемся.

– Жаль, я не могу вам приказать… – горьким голосом произнес Устюжанинов. – Ведь может случиться так, что мы приплывем в Луисбург и никого в живых уже не застанем.

Капитан невольно поморщился.

Через десять минут он сдался, выбил из трубки за борт пепел, проследил как мелкие серые лохмотья опустились на зеленую воду и скомандовал неожиданно отвердевшим голосом:

– Команда, приготовиться к отплытию!

Не напрасно Устюжанинов тряс капитана «Маркизы», не напрасно у него болело сердце, а в ушах раздавался тревожный звон, едва он начинал думать о Беневском…

Переход от Иль-де-Франса до Мадагаскара занял восемь рекордных дней – ветер был попутный, бурь не выпало ни одной, удача благосклонно отнеслась к команде «Маркизы», некоторое время фрегат плыл вдоль затуманенного берега Мадагаскара, аккуратно огибал каменные выступы и промеривал глубины – капитан боялся наскочить на подводную коралловую гряду, – когда уже приблизился к заливу Мангаб, то стоявшие на палубе матросы засекли далекую канонаду.

Теперь капитан окончательно понял, что предупреждение Устюжанинова не было напрасным, произошло то, чего опасался этот молодой человек: на Луисбург совершено нападение.

Готовясь к худшему, капитан скомандовал:

– Корабельные пушки – к бою!

В залив Мангаб впадала река Тунгумбали, – как и все мадагаскарские реки, полноводная, со стремительным, жгучего красного цвета течением, свивающимся в глубокие опасные воронки. Если в такую воронку попадет лодка с людьми – запросто может пойти на дно.

Фрегат аккуратно, на малом ходу, пересек границу залива и тихо заскользил дальше, к берегу, где горели дома, на рыжем фоне огня метались маленькие неловкие фигурки, похожие на игрушечных солдатиков, которых Устюжанинов когда-то влюбленно рассматривал в Большерецке у ссыльных офицеров.

Раз горят дома – значит, дело плохо, значит, Беневский сдал свои позиции, отступил к морю и держится теперь на береговой линии. Устюжанинов ощутил, как у него протяжно, тоскливо заныло сердце – такое ощущение у него уже было, когда он на «Святом Петре» покидал Камчатку, – знакомая штука, очень нехорошая… Старики в Большерецке сказывали, что от этого нытья сердце может запросто остановиться.

Хорошо, у нападавших не было лодок, плавать по реке Тунгумбали они не рисковали, да и плавать-то особо не умели, иначе бы саранчовой массой навалились на Беневского с воды, он бы даже не успел развернуть пушки.

Горела южная часть Луисбурга, захваченная сафирубаями, и западная часть, которую взяли сакалавы. Беневский отбивался с помощью пушек, но отбиваться бесконечно он не мог – запасы пороха и ядер были у него небезграничны. «Маркиза де Марбёф» подоспела вовремя.

– Пушки правого борта – пли! – громко, словно бы пропел призывную песню, скомандовал капитан «Маркизы», фрегат, развернувшийся к берегу правым бортом, окутался дымом, от залпа вздрогнули паруса, корабль накренился к воде противоположным бортом и капитан взрезал пространство громким острым криком:

– Левым бортом к берегу – разворачивайся!

Пока фрегат, скрипя снастями, разворачивался к земле левым бортом, пушкари правого борта заряжали орудия. Так и предстояло кораблю старчески скрипеть такелажем, чтобы беспрерывно вести огонь.

– Пли! – вновь скомандовал капитан. От второго залпа фрегат даже присел, погрузился в воду на треть борта, нападавшие, угодив под разрывающиеся ядра, крича истошно, покатились по берегу.

Огнем своим «Маркиза» отогнала нападавших к окраине Луисбурга, ядра туда не доставали, поэтому налетчики умерили свой бег, остановились, начали соображать, как же действовать дальше.

А «Маркиза де Марбёф» спустила на воду две шлюпки, в них попрыгали человек двадцать матросов и под дружное «А-ах!» шлюпки двинулись к берегу. Устюжанинов сидел на передней шлюпке и подгонял людей, работавших веслами:

– Быстрее, быстрее, быстрее!

Когда до кромки берега оставалось метров пятнадцать, он, не боясь набрать в ботфорты воды, перепрыгнул через борт шлюпки и, разбрасывая сеево брызг, понесся к берегу – увидел Беневского.

Беневский шагнул навстречу Алеше. Обнял его.

– Видишь, что тут у нас происходит! – сиплым севшим голосом проговорил он.

– Это работа губернатора Пуавра, – произнес Устюжанинов.

Вместо ответа Беневский глянул на него неверяще.

– Неужели он мог так низко опуститься? – Беневский сожалеюще покачал головой. – Хотя от него можно все ожидать.

– Я узнал обо всем этом на Иль-де-Франсе и поспешил сюда… Но не успел, учитель. Прости меня!

– Ты ни в чем не виноват, Альоша, – Беневский легонько похлопал его ладонью по спине, прижал к себе. – Виноваты другие. К сожалению, мы еле держимся, – пожаловался он. – Еще немного и нас загонят в наши горящие дома и там сожгут.