Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По пути в Лондон к Елизавете присоединились многие лорды и леди, так что на подъезде к городу ее небольшой поначалу эскорт превратился в радостную кавалькаду, которая длинной лентой тянулась в столицу. Сидя в носилках, Елизавета отвечала на приветствия горожан, которые узнавали принцессу и встречали радостными возгласами; ее очень трогала эта демонстрация любви. Это придавало ей уверенности, так как по мере приближения судьбоносного момента встречи с Генрихом сердце у нее трепетало все сильнее.
Очевидно, он и правда намеревался взять ее в жены, но теперь новая тревога подняла свою голову гидры. Ночью Елизавете вдруг подумалось, что, пока она не стала законной супругой Генриха, по сути, она является его соперницей и претенденткой на трон, даже будучи женщиной; и наверняка он знает, что она может передать свое право на обладание властью любому мужчине, за которого выйдет замуж. Однако единственное присланное ей Генрихом письмо не вызывало подозрений относительно его намерений, скорее наоборот. Союз между ними был популярен в народе, так что едва ли Генрих видит в ней врага или откажется от обещания, которое привлекло на его сторону столько йоркистов. Оказанный ей почетный прием давал ей повод поверить, что она скоро станет королевой.
И тем не менее нечто крайне важное беспокоило принцессу и разъедало ей душу с того момента, как она узнала о короновании Генриха на поле брани и услышала, что его называют королем. Казалось, он принял королевский титул от своего имени, когда на самом деле получит право на него лишь после женитьбы на ней, только это придаст его статусу легитимность. Елизавета находила странным, что в Лондоне не организовали официальную церемонию встречи, не устроили никаких празднований по поводу ее прибытия, как делалось обычно при появлении в городе невесты короля. Конечно, это могло подождать до момента, когда сам Генрих окажется в столице. Или, тревожилась она, он не хотел делать слишком очевидным тот факт, что обязан своим королевским достоинством ей. Намеренно ли он сделал так, чтобы она не въезжала в Сити с триумфом как законная правительница? Претендует ли он на то, чтобы стать королем в собственном праве? Неужели такое возможно?
Конные носилки Елизаветы остановились на Темз-стрит, около Колдхарбора – высокой и величественной лондонской резиденции, принадлежавшей леди Стэнли и выходившей фасадом на реку. Там, в главном холле, ее ждали сама хозяйка и – хвала Господу! – мать с сестрами. Все они присели в глубоких реверансах, но потом королева простерла вперед руки, и Елизавета прижалась к ней, понимая, как сильно соскучилась. Затем настал черед сестер. Леди Стэнли с улыбкой смотрела на воссоединение семьи. Только Сесилии недоставало, чтобы счастье Елизаветы было полным и безусловным.
– Леди Стэнли, – промолвила она, целуя хозяйку дома. – Вы, наверное, очень гордитесь.
– Я мечтала об этом дне! – ликуя, воскликнула пожилая леди. – И, несмотря ни на что, верила: Господь подаст руку помощи праведным. Генрих победил, и мы можем радоваться, так как теперь нами будет править мой собственный, самый дорогой для меня король! – Она блаженно улыбнулась. – В нем вся моя радость в этой жизни, как будет и в вашей, моя дорогая. Скоро вы его увидите, он спешит на юг, но, разумеется, все хотят встретиться с ним и поздравить. Я сама жажду посмотреть на него! Я решила – и он согласен с этим, – что отныне меня будут называть «леди Маргарет, мать короля».
– Это вполне уместно, – отозвалась Елизавета.
Пока они разговаривали, страстная любовь леди Стэнли к сыну становилась все более очевидной. Трудно было поверить, что она не видела его четырнадцать лет. Казалось, между ними сохранилась очень прочная связь, по крайней мере с ее стороны, словно они никогда не разлучались. Маргарет наверняка заметит в Генрихе большие перемены. В последний раз он покинул Англию юношей четырнадцати лет. Теперь ему двадцать восемь, он взрослый мужчина и может показаться ей чужаком. Елизавета горячо надеялась, что долгие годы, проведенные вдали друг от друга, не скажутся на отношениях матери и сына, это важно для них обоих, и они легко наведут мосты.
В разгар возбужденной беседы подали закуски, после чего леди Маргарет лично проводила Елизавету в покои, которые Генрих велел подготовить для своей невесты. Они располагались рядом с комнатами, отведенными ее матери и сестрам.
– Мне поручено заботиться о вас, Бесси, – сказала ей королева, когда они поднялись по лестнице. – Это соответствует положению девушки, которая скоро станет невестой. А леди Маргарет будет отвечать за содержание и наставничество ваших сестер и кузенов, Уорика и леди Маргарет Кларенс, а также юного герцога Бекингема, которого привезли в Лондон.
– Уорик здесь? – спросила Елизавета.
– Да, – ответила ей Маргарет, – только после долгой поездки ему нездоровится, так что сегодня вы его не увидите.
– Тогда я буду ждать встречи с ним позже. Молюсь, чтобы мой брат Дорсет вернулся вместе с королем. Мы все так скучали по нему. Из всех сыновей у матери остался только он.
Маргарет явно испытала неловкость:
– Увы, моя дорогая, его милости пришлось оставить вашего брата во Франции заложником за долги.
Вот это удар!
– Но он приедет домой?
– Разумеется. Как только деньги будут возвращены.
Елизавета открыла дверь в свои покои. Комнаты были так красиво обставлены, вполне по-королевски, что она испытала облегчение. Все закончится отлично. Колесо Фортуны наконец повернулось в благоприятном направлении.
Смыв с себя грязь после долгого путешествия и переодевшись, Елизавета долго разговаривала в гостиной с сестрами, удивлялась, как выросла Бриджит и как быстро учит буквы Екатерина. Анна, которой скоро исполнится десять, уже стала нежной красавицей с золотисто-каштановыми волосами и голубыми глазами. Затем к ним присоединилась Маргарет Кларенс, и они все много смеялись.
Вернувшись к себе в комнату, пока горничные занимались ее платьем для ужина, Елизавета загрустила: Генрих не передал ей ни словечка, ни какого-то приветственного знака. Но ведь леди Маргарет сказала ей, что он держит путь на юг из Босворта. Скоро ее суженый будет здесь, и тогда – даст Бог – все будет хорошо.
Уорик не появился ни назавтра, ни послезавтра. На третий день перед утренней мессой мать вошла в спальню Елизаветы:
– Уорика отвезли в Тауэр. Леди Маргарет сказала мне, что это сделано из предосторожности и она уверена, он там не задержится.
– Надеюсь,