Полки 100-й и 161-й сд остались на западном берегу реки Березины. 155-ю стрелковую дивизию генерала П.А. Александрова пришлось свести в один полк; 20-й мех. корпус (26-я и 38-я танковые и 210-я моторизованные дивизии) насчитывал не более 3 тыс. человек и 15 орудий».

Командующий войсками фронта недооценивал опасности, создавшейся на рогачевско-бобруйском направлении, хотя ему было уже известно о прорыве большого количества танков на левый берег Березины и о том, что отряд под командованием генерала С.И. Поветкина еще 30 июня под ударами врага отошел от Бобруйска за р. Олу, где с трудом сдерживал противника. 6-я и 42-я стрелковые дивизии, выведенные на доукомплектование в район южнее Довска, еще не получили ни личного состава, ни материальной части и не представляли собой сколько-нибудь боеспособных соединений. 55-я, 155-я стрелковые дивизии и 20-й механизированный корпус, связанные боями с противником, находились от рубежа, который они должны были занять, на удалении 75–100 км, и для преодоления этого расстояния им требовалось по меньшей мере двое-трое суток. Генерал-лейтенант Еременко, так же как и генерал армии Павлов, стремился не к решению оперативно-стратегических задач, возникавших в создавшейся обстановке, а только к проявлению кажущейся активности.

В «Журнале боевых действий Западного фронта» за 1 июля генералом Маландиным сделаны такие выводы:

«В итоге девятидневных упорных боев противнику удалось вторгнуться на нашу территорию на глубину 350–400 км и достигнуть рубежа реки Березины. Главные и лучшие войска Западного фронта, неся большие потери в личном составе и материальной части, оказались в окружении в районе Гродно, Гайновки, бывшей госграницы…»

Командующий войсками группы армий «Центр» генерал-фельдмаршал фон Бок в приказе по войскам 8 июля писал:

«Сражение в районе Белосток-Минск завершено. Войска группы армий сражались с четырьмя русскими армиями, в состав которых входили 32 стрелковые дивизии, 8 танковых дивизий, 6 мотомеханизированных бригад и 3 кавалерийских дивизии. Из них разгромлено: 22 стрелковые дивизии, 7 танковых дивизий, 6 мотомеханизированных бригад, 3 кавалерийские дивизии.

Боевая мощь остальных соединений, которым удалось избежать окружения, также значительно ослаблена. Потери противника в живой силе очень велики.

Подсчет пленных и трофеев к сегодняшнему дню выявил: 287704 пленных, в том числе несколько командиров корпусов и дивизий, 2585 захваченных или уничтоженных танков, 1449 орудий, 246 самолетов, множество ручного оружия, боеприпасов, транспортных средств, склады продовольствия и горючего. Наши потери были не выше, чем те, какие готовы понести мужественные войска. Этим крупным успехом, достигнутым в битве с сильным, отчаянно сражавшимся противником, мы обязаны нашей вере и вашему мужеству. Всем войскам и штабам, а также всем транспортным частям и рабочим формированиям группы армий я выражаю признательность за неустанное выполнение своего долга и выдающиеся достижения. Наша особая благодарность нашим товарищам по оружию и военно-воздушным войскам. Сейчас главное — использовать достигнутую победу! Я уверен, что войска группы, армий и впредь сделают все от них зависящее: покоя не будет, пока не будет достигнута окончательная победа! Да здравствует фюрер!».

Группе армий «Центр», по мнению генерала Гота, «удалось провести одно из тех сражений на уничтожение, которые нечасто встречались в истории войн». Об этом не замедлили оповестить мир германские средства массовой информации. В ответ Москва выступила с резким опровержением, а заодно сделала первую попытку объяснить причину военных неудач: «Гитлер и его генералы, привыкшие к легким победам на протяжении всей второй империалистической войны, сообщают по радио, что за семь дней войны они захватили и уничтожили более 2 тысяч советских танков, 600 орудий и взяли в плен более 40 тысяч красноармейцев; при этом за тот же период немцы потеряли будто бы всего лишь 150 самолетов, а сколько потеряли танков, орудий и пленными — об этом германское радио умалчивает.

Нам даже неловко опровергать эту явную ложь и хвастливую брехню.

На самом деле положение рисуется совершенно в другом свете. Немцы сосредоточили на советской границе более 170 дивизий; из них по крайней мере третья часть представляет танковые и моторизованные. Воспользовавшись тем, что советские войска не были подведены к границам, немцы, не объявляя войны, воровским образом, напали на наши пограничные части, и в первый день войны хваленые немецкие войска воевали против наших пограничников, не имевших ни танков, ни артиллерии. К концу первого дня войны и весь второй день войны только передовые части наших регулярных войск имели возможность принимать участие в боях, и только на третий, а кое-где и на четвертый день войны регулярные войска успели войти в соприкосновение с противником.

Именно ввиду этого удалось немцам занять Белосток, Гродно, Брест, Вильно, Каунас…

В результате упорных и ожесточенных боев за период 7–8 дней немцы потеряли не менее 2500 танков, около 1500 самолетов, более 30 тысяч пленными. Такова картина действительного положения на фронте, которую мы с полным основанием противопоставляем хвастливым сообщениям германского радио».

Официальные высшие военные органы Советского Союза, Наркомат обороны и Генеральный штаб, не опровергали эту явную на тот день ложь советского радио и печати. На самом деле к концу второй недели войны Красная Армия в боях понесла огромные потери. Были сданы врагу Вильнюс, Минск, Рига… Пограничное сражение было проиграно, в частности, Западным фронтом на четвертый день войны. Были потеряны 3-я, 4-я, 10-я, 11-я и 13-я армии; 3-й, 6-й, 11-й, 12-й, 13-й и 14-й мехкорпуса; 7-я, 8-я, 9-я, 10-я, 11-я смешанные авиационные дивизии…

А что было бы, если бы советское правительство объявило всеобщую мобилизацию хотя бы за день-два до начала войны? Бывший командующий 3-й ударной армией генерал А.В. Горбатов в послевоенное время говорил: «Поражение было бы куда горше. Немцы имели бы возможность наделать орудийного мяса куда больше, и во много раз больше попало бы в плен наших солдат. Дело в том, что к войне мы психологически абсолютно не были готовы».

В сложной, критической обстановке июня 1941 г. советское командование не находило правильных оперативно-стратегических решений; к такой войне никто не был готов — ни Генеральный штаб, ни штабы армий. Командование оперативно-стратегическими группировками, какими являлись мощные по своему составу западные фронты, не видели важности и необходимости перехода к жесткой эшелонированной обороне и по-прежнему, как «в игре на картах», надеялись на разгром противника в приграничных сражениях активными наступательными действиями. Командование штабов фронтов во многом формально решало архиважные задачи обороны страны, к началу войны и ко времени проведения первых контрударов не имело многих важнейших расчетов и планов, прикидок и решений. Генштаб Красной Армии допускал очевидный просчет. Его Разведывательное управление изо дня в день дублировало данные о возможных сроках предстоящего нападения, а вот оценка соотношения сил и наличие их в районах сосредоточения и развертывания войск ушла из поля зрения Генштаба, оказалась отодвинутой на второй план. С самого начала войны Генеральный штаб испытывал затруднения из-за постоянной потери каналов связи с фронтами и армиями. Трудно было и войскам без связи со Ставкой, Генштабом, между собой. Все это обусловило слабое управление войсками в сложных и быстро меняющихся условиях военной обстановки.