Симон схватил Оливию за плечо и развернул к себе.

— Не смотри! — крикнул он, — не надо…

Там, в кольце вывороченных тулупов что-то визжало — высоко, на пределе слуха, и извивалось так быстро, что глаз не успевал отследить движение… Симону на миг показалось, что у существа там, в кругу, отросло еще несколько рук и ног…

Взметнулся осиновый кол, заостренный, с обожженным в пламени наконечником, потом еще один. Визг стал громче, достигнув невыносимой для слуха высоты, потом прервался.

— Скорее! — прокричал Коменски. Они бросились бежать мимо отчаянной свалки — куча машущих рук и осиновых кольев, которые равномерно поднимались и опускались, раз за разом погружаясь во что-то невидимое, потом кольцо распалось и мрачные белые лица как по команде обернулись к ним…

— Газ, — тем временем продолжал орать Коменски, — Гидеон, вскрывай капсулу… Нужно пробиваться к мобилю…

— Может не подействовать, — крикнул в ответ Гидеон, — слишком много дыма… Химическая реакция…

Но, тем не менее, открыл крохотный патрон и бросил назад, в сторону медленно надвигающейся цепочки людей. Патрон завертелся на месте, отчаянно шипя и выбрасывая клубы зеленоватого пара. Ближайшие к нему нападавшие закашлялись и осели, остальные нерешительно топтались позади.

— Задержите дыхание, — скомандовал Коменски. — Вперед!

За спиной у них клубился по земле зеленоватый дым, перемешиваясь с сизым, пламя шипело и трещало, ближайшие кусты побурели, и листья на них начали сворачиваться в трубку, и далеко за ними, внизу, просвечивала серебристая рыба мобиля.

В спину Симону что-то ударило — сначала он даже не почувствовал боли, потом ощутил, как по правой лопатке течет что-то горячее…

— Скорее! — крикнул он. — Иначе они расстреляют нас…

— Я не понимаю… — кричал Гидеон на бегу, — за что?

— Да шевелись же!

Он обнимал Оливию за плечи, прикрывая собой. Правая рука почему-то совсем онемела.

Деревья заслонили их, теперь они мчались вниз по склону, петляя между стволами, точно гонимая охотниками дичь. Мобиль нестерпимо сверкал, отражая льющийся с неба свет.

— Ну же! — Симон даже не знал, к кому он обращается — к Оливии, или к себе, — еще немного.

Гидеон добежал до мобиля первым, не столько перепрыгнув, сколько перевалившись через низкий борт.

— Ах ты, черт… — пробормотал он. Передняя панель была вся во вмятинах от ударов топором, развороченное нутро двигателя непристойно казало на свет божий перепутанную груду механических кишок и кровеносных сосудов…

— И что теперь? — растерянно произнес Гидеон.

— Теперь, — Симон пожал плечами; правое пронзила резкая боль и почему-то он обрадовался ей… — Что ж теперь…

Коменски обернулся к Симону. Лицо у него было в саже, волосы обгорели.

— Ты их видел? — спросил он, перекрывая доносящиеся из-за деревьев яростные крики.

— Кого?!

Коменски поднял голову, указывая взглядом в небо, где молча, медленно, плавно парили светящиеся пузыри.

— Да вот же они! Но почему… почему они не вмешиваются… почему позволяют…

— Не знаю.

— Разве они не видят, что происходит?

— Наверняка видят.

Что там говорила старуха, подумал он. Они питаются чужим страданием…

— Оставь их, Амос. От них толку не будет.

— Но кто это? Кто они такие?

— Люди, — сказал Симон.

«В том-то все и дело, — подумал он. — Это и в самом деле — люди… иначе они бы сжалились над нами»…

— Откуда они взялись?

— Они всегда тут были, — сказал Симон сквозь зубы. — Просто до сих пор мы им были… не интересны. Ничего не выходит, Гидеон?

Тот молча покачал головой.

— В замке мы бы могли продержаться.

— Сюда, — раздался отчаянный вопль, — сюда… Симон обернулся на крик. Крохотная фигурка стояла над обрывом, отчаянно размахивая руками.

— Эт-то еще что такое? — сквозь зубы пробормотал Гидеон.

Зденко подпрыгивал на месте, его белая рубаха мелькала в зарослях, точно спугнутая птица.

Гидеон выбрался из мобиля и вопросительно поглядел на Симона.

— Быстрее же, — торопливо сказал тот. — Пошли!

— Ты ему веришь? — Коменски обернулся назад и едва успел отскочить; стрела ударила в место, где он только что стоял, и теперь дрожала, вонзившись в землю и переливаясь ярким хвостатым опереньем.

— Я никому не верю, — проговорил на бегу Симон, увлекая за собой Оливию, — какая разница?

Они начали карабкаться наверх, обдирая руки о колючую поросль; камни выворачивались у них из-под ног, потом подъем неожиданно закончился, и они оказались на обрыве. Ущелье было перечеркнуто густыми синими тенями. Река серебрилась далеко внизу, отсюда она казалась совсем маленькой, почти ручьем. Симон подтолкнул ногой камешек, и он покатился вниз… долго…

— Поглядите, а ведь эти плывут за нами, — сказал Коменски, окидывая взглядом сверкающее небо. — Как вы думаете, может быть все-таки…

— Ты еще на что-то надеешься, Амос?

— Не знаю, — сказал Коменски, — не знааю… Должны же они…

— Они нам ничего не должны.

— Куда мальчишка додавался? — пробормотал Коменски.

— Я здесь, — тихий голос раздался совсем рядом.

Кусты раздвинулись, и и» них вынырнула замурзанная рожица.

— Сюда, — настойчиво сказал мальчик, — полезайте сюда.

— Что ты тут отрыл, парень? — устало спросил Симон. — Кроличью нору?

— А ведь тут каменная кладка, — нагнувшись, проговорил Гидеон, — во всяком случае, остатки каменной кладки. Вот это номер!

Глаза у него загорелись.

— Подземный ход!

— Оставь свои игрушки, — сухо произнес Коменски.

— Но это и вправду подземный ход, — торопливо зашептал Зденко, — он в замок ведет… Мы по нему лазили. Там и взрослый пролезть может, только это наш подземный ход… мы и лазили, почитай до прошлого года, а потом тряхнуло нас землетрусом и балки обрушились… если сможете их убрать, то…

— Резак с тобой, Гидеон? — спросил Коменски.

— Да… но он перегрелся… аккумулятор на исходе…

— Рискнем.

— Все верно, — Гидеон явно воодушевился. — Раз замок, значит, должен быть подземный ход. Так всегда бывает. Я читал.

— Ты что-то не то читал, — пробормотал Симон, но Гидеона не так-то легко было обескуражить, — он согнулся и первым нырнул в отверстие.

* * *

На них навалились тьма и сырость. Воздух был затхлым, точно он прел тут веками, и пространство совсем не ощущалось — оттого казалось, что они стоят в черном тупике, повернувшись лицом к стене… Сзади мерцал смутный угасающий дневной свет.