Рис подбросил жетон, поймал и прихлопнул ладонью. А когда поднял ладонь, бросившийся в глаза лошадиный зад показался ему самой смешной вещью на свете. Смех рокотал в его груди. Лео всегда любил хорошую шутку.

— Вот этот жетон принадлежал Лео. — Он бросил жетон озадаченному Беллами, и тот ловко его поймал. — Теперь он ваш. Я проиграл.

Кто бы предположил? Во имя всего святого и грешного! Он проиграл! И похоже, его проклятая удачливость наконец исчерпала себя. Ему придется многому выучиться, в частности осторожности. Больше он не сможет идти по миру, подбрасывая монету, с одной стороны которой высечено «жизнь», а с другой — «смерть». Он сам станет строить свою судьбу.

И Рис точно знал, где и с кем будет ее строить.

В деревню они приехали ближе к вечеру — жалкая процессия на четырех упряжных лошадях без экипажа. Должно быть, со стороны зрелище было ужасное.

Деревенские жители высыпали из домов, чтобы понаблюдать, как Рис, Беллами, Кора и их несчастный кучер по одному въезжают во двор «Трех гончих».

Им пришлось остановиться на ночь в одной из придорожных гостиниц, хотя Рису не терпелось как можно скорее вернуться к Мередит. Упасть на колени, клясться в любви, молить о прощении за все. Правда, он так и не смог представить, какие нужны для этого слова. Что ж, главные три слова он знал, а в остальном понадеялся на вдохновение.

К тому же Кора, подвернувшая ногу, нуждалась в осмотре доктора, а остальным нужно было обработать бесчисленные порезы и ссадины. Кроме того, всем им требовались отдых, еда и седла. Поэтому Рис заставил себя терпеливо ждать.

Но теперь, когда они здесь, он не станет ждать ни минуты. Едва спешившись, Рис поспешил к гостинице. И тут же появился Гидеон Майлз, физиономия которого до сих пор представляла собой один огромный синяк. Кроме того, он прихрамывал. А выражение его лица было самым решительным. Очевидно, у него была вполне определенная цель.

Но Рис не имел к этой цели никакого отношения.

Майлз протиснулся мимо Риса и Беллами и бросился помогать их спутнице.

— Кора! — воскликнул он, схватив девушку в объятия и зарываясь лицом в ее волосы. — Кора, слава Богу, ты вернулась! Я проснулся, а тебя нет. Но у меня не хватило сил ехать за тобой… — Майлз крепко прижал ее к себе. — Мне не следовало отпускать тебя. И больше я тебя никуда не отпущу.

Рис громко фыркнул.

Майлз отстранился, разглядывая синяк на щеке Коры и порванный плащ.

— Что с тобой? — Он обратил взгляд на Риса и Беллами. — Если вы что-то с ней сделали, я вас убью!

— С чего это ты вдруг стал так беспокоиться о девушке? — проворчал Рис.

— Конечно, она мне небезразлична. И тут нет ничего удивительного. — Гидеон снова повернулся к Коре: — Я люблю тебя больше жизни. Я сказал бы это еще позавчера, если бы кое-кто не избил меня до полусмерти.

— Это правда? — Кора заморгала — Ты… ты любишь меня?

— Конечно. — Он отвел ее в сторону. — Конечно, я люблю тебя. У меня к тебе один вопрос, но я слишком тщеславен, чтобы задавать его с такой физиономией.

— Возможно, все к лучшему, — смутившись, пробормотала она. — Я вдруг подумала, что твои красота и обаяние легко могут сбить меня с толку.

— Сейчас во мне почти не осталось ни того ни другого.

— Неправда! И если вопрос того стоит, то может и подождать.

— Ясно, — кивнул Майлз, расплываясь в улыбке. — Хочешь заставить меня потрудиться, чтобы получить ответ?

Кора кивнула и бросилась ему на шею.

— Вот и молодец. Так и следует, — одобрил Гидеон и, наклонившись, поцеловал суженую. Поцеловал страстно, несмотря на распухшие губы.

Пока собравшаяся толпа восторженными воплями приветствовала молодую пару, Беллами подошел к Рису.

— Избавила меня от забот. Теперь не надо искать ей новое место, — пробурчал он.

Будь проклят Гидеон Майлз, отвлекавший внимание на себя! Он, Рис, тоже хотел счастливого воссоединения с любимой.

— Черт возьми, где Мередит?!

— Подай мне ножницы, пожалуйста.

Мередит, стоявшая на ящике, оперлась о подоконник, наклонилась и протянула в сторону руку:

— Они вон там. Рядом с тюлем.

Ероша одной рукой рыжеватые волосы, Деррил перебрал всю кипу тюля, пока наконец не отыскал ножницы. Он с торжественным поклоном протянул их Мередит:

— Вот, возьмите.

— Спасибо, Деррил.

Парень улыбнулся.

— Для вас — что угодно, миссис Мэддокс.

Мередит вернулась к работе. Протянула шнур от верха окна до подоконника и отрезала. Повесила шнур на шею, чтобы не потерялся, и стала измерять окно поперек.

— Что это? — вдруг спросил Деррил.

— Ты о чем?

— Об этом.

Оглянувшись, Мерри увидела деревяшку, которую Деррил вертел в руках.

— Это цветы, — ответила она.

— Вы уверены? А мне кажется… овощи. Разве это не капуста? А это вроде бы сельдерей…

— Это тюльпан. Говорю же — цветы.

Мерри улыбнулась и снова принялась за работу.

— Ну, если вы так говорите…

Она услышала глухой стук — это Деррил отбросил «тюльпан».

— Смотрю, вы очень торопитесь повесить занавески, — заметил он. — К чему такая спешка? Я думал, вас больше беспокоит разгром в таверне.

— Ох, там постоянно что-то требуется… — отмахнулась Мерри и снова сосредоточилась на работе. — Ну вот, — сказала она, закончив измерять последнее окно. — Я хочу привести тут все в порядок до возвращения Риса. Хочу придать дому уют.

— Миссис Мэддокс, — ухмыльнулся Деррил, — а вдруг лорд Эшуорт не вернется?

— Вернется. Обязательно вернется. Рано или поздно.

Оставалось лишь надеяться, что его возвращения не придется ждать еще четырнадцать лет. Но она будет ждать — сколько бы ни потребовалось. Назовите это судьбой. Назовите верой. Как бы там ни было, она заразилась этим от Риса и не желала излечения.

— Нет, миссис Мэддокс, — возразил Деррил со странной уверенностью, — он никогда не вернется.

Мередит медленно повернула голову.

— О чем ты?

Левый глаз Деррила дернулся, но улыбка оставалась безмятежной.

— Больше он никого здесь не потревожит. Я сделал для этого все. Бакли-ин-зе-Мур избавлен от рода Эшуортов. Навсегда.

Ее сердце забилось быстрее, хотя она вынуждала себя оставаться спокойной. Ведь это Деррил Тьюкс. Он способен напридумывать все, что угодно. И это одна из его безумных историй.

Мерри спрыгнула с ящика и подступила к нему.