Еле сняли ее и в дом отвели. Решили сообща, что умом Варька тронулась, от потери мужа.

А через месяц на ярмарку, деревенские собрались, целых девять душ. Кто на телеге торговать едет, а кто пешком идет с деньгами, за обновкой. Вместе отправились, чтобы назад не страшно возвращаться. В тот день беда пришла — все как один сгинули в лесу, одни телеги только нашли от них, увязшими в грязной дороге. Видать, от волков голодных отбиться не сумели. А те, что победнее — в деревне остались, не до ярмарки им, когда в доме, итак, пусто.

С тех самых пор начал народ прислушиваться к Варьке. Раз за разом она стала странности вытворять, то в грязи вымажется и валяется у дома старосты деревенского, то с огородов свеклу таскает и во дворы соседей кучей складывает.

Многие не понимали, да ругали ее, изредка получала она и побои от строгих односельчан. Только староста тот, со временем спился и по деревне в лужах засыпал, а те, к кому свеклу таскала, самогон варить начали и народ спаивать.

Многих она духовно рожала, от ада души спасала, вразумляла, да обличала своим юродством. А к концу жизни позвали ее жить рядом с мужским монастырем, куда она и перебралась со своим небольшим скарбом. Только и там она не давала покоя нерадивым монахам, что обтачивали об нее свои души, словно о камень.

Через многие годы закрыли тот монастырь. Часть монахов погибло в гонениях, других разогнал враг рода человеческого, множество святых появилось на земле Божьей. Через века текло время, и забыли люди о Творце, стерли память о праведниках, о совести и душе.

На берегу моря, вблизи сияющих небоскребов, в старом ржавом баркасе молился на коленях пожилой человек, душа его горела жаждой Богообщения, а пальцы шагали по узелкам четок. Синхронно билась по металлу обшивки баркаса, багровая морская волна, а молитвенник повторял за ней в такт:

— Господи Иисусе Христе помилуй мя, — затем снова слышался плеск и вновь отдавало эхом, — Господи Иисусе Христе…

Молитвенник не обращал внимания на жужжащих энергомух за окном, что носились туда и обратно в поисках пропитания. Не слышал, как встроенный в плечо Подсказчик, пищит о приближении живого организма к баркасу. Сейчас он всей душой погрузился в молитву, в благодать и горний мир, который искал большую часть своей жизни.

В дверь постучались, отчего грохот промчался по ветхим стенам. Старик прислонил палец к считывателю, и сигнал Подсказчика утих. Спешно спрятал в подпол единственную древнюю иконку и открыл дверь.

— Батюшка! Отец Павел! Я это. К вам можно? — послышался мужской голос с улицы.

— Аа-а, Гришенька пришел, заходи, заходи, очень жду! Что-то давно тебя не было — обрадовался отец Павел.

— Я не один, мы с Эзаной. Вы не против? — опустил глаза, словно от стеснения Григорий.

— Ну что же…, — замер старичок, — проходите, я всем гостям рад, хоть и впервые мне это, — разглядывая стройную симпатичную девушку, что белозубо улыбалась.

Старичок вздрогнул:

— Ну… сейчас… чай будем пить, — и быстро прошел в кухню, — воды еще с утра выпарил! Восьмой степени очистки! Морская! У вас в городе такой не найти! — выглянул из-за куска ржавой стены и улыбнулся.

Гости уселись на металлическую скамью. Мужчина с уставшими глазами, то и дело прикладывал руку к плечу, отменяя входящие потоки информации, что безостановочно сигналили о новых пакетах данных.

Девушка словно с рекламной картинки, поправила волосы и молча разглядывала внутренности баркаса. На стенах сплетались в узлы, прозрачные трубки, по которым медленно ползли пузырьки, направляясь в сторону комнаты, где заваривал чай старичок, с потолка свисал старомодный поточный проектор, у стены стоял прозрачный шкафчик с гидробельем.

— Ну вот и хорошо, что зашли, — поставил на стол квадратный чайник старик, подключая один из булькающих настенных шлангов к разъему.

— Ну и ну! Говорят, такие использовали лет сто назад, где вы только выкопали, батюшка, такие раритеты? — ухмыльнулась девушка.

— Знаешь, дочка, нам монахам, что Бог послал, то и хорошо, пропитание есть — Слава Господу! А все, что перед тобой, я с баркасом нашел, видать, затонул, а я восстановил, что смог. Вот, например: проектор, — старец прижал палец к губам и поглядел в сторону окошка, за которым прожужжала энергомуха, а затем произнес шепотом, — сами понимаете, для чего я его использую! В наш век по-другому никак — отследят!

Григорий вздохнул и склонил голову:

— Отец Павел, мы к вам по делу. Не знаю, как и быть мне, извелся…

Старик нажал кнопку на чайнике-кубе и настенные трубки ответили пузырьками, а под баркасом зашипело море, и капля за каплей встроенные чашки наполнились подобием воды с розовым оттенком.

— Вы знаете, что Эзана — интеллектобот. Закон разрешает нам с ней заключать брак… ведь… настоящих женщин мне не найти, а тем более христианок! Так вот, задумался я продолжить свой род. Хочу сына! Чтобы с синими глазами и белобрысого, я и проект уже приготовил, пора отцом становится. А она сможет выносить… Только не решаюсь. С одной стороны, закон поощряет отцовство — школа бесплатная, льготную прибавку мощности Подсказчику обещают, — Григорий провел по микросхеме на плече, — а с другой стороны, сомневаюсь я, ведь биоматериал государство мне предоставит, но от Бога ли это? Да… и… который день сон снится, будто бегу я пополю, на нем зайцы сидят и лис целая стая… знаете, поле, будто раньше — в фильмах древних? Так вот, бегу и останавливает меня человек, в черной одежде, как монахи одевались из проектора вашего, и говорит он мне:

— Иди Григорий к монаху Павлу, он тебя наставит, сам не берись за это дело! — а затем трижды повторил, — Достоин, Достоин, Достоин… — каждый раз я просыпаюсь от трепета после этого странного сна.

Посоветовались мы и к вам. Эзана хлопнула ресницами в знак согласия и уставилась на