Нью-Йорк ликовал.

По городу было совершенно невозможно перемещаться. И ничего нельзя было услышать. Орущие толпы двигались по дорогам, лучами расходившимся от Таймс-сквер. Толчея была настолько плотной, что трудно было представить себе, как такое количество людей втиснулось в эти улочки и как они оттуда выберутся. «На улице бушует страшная метель, бумажная метель, — написала Мерседес ее подруга Джанет Хаук о Нью-Йорке 8 мая 1945 г. — Улицы по колено во всякой всячине: от туалетной бумаги до серебряных звезд. Народ сошел с ума от радости». Время от времени рев толпы, эхом отражавшийся от стен близко расположенных высотных домов, заглушали пролетавшие над городом самолеты[811]. В 1941 г. после бомбежки Перл-Харбора авиация в небе вмиг заставила бы толпы разбежаться в страхе. Теперь же, четыре года спустя, мужчины и женщины на улице приветственно махали американским военным летчикам и ликовали. Возможно, кто-то в толпе не знал, почему все эти люди, потерпевшие немалые лишения и изменившие свое представление о человечности, собрались в тот день в сердце Манхэттена. На этот случай горожане держали в руках газеты с заголовками: «Нацисты капитулировали!», «Это День Победы!» и «Война в Европе закончилась!» Повседневная деятельность в городе прекратилась. К празднованию присоединились все. Ликование Нью-Йорка эхом разносилось по городам всего мира. Впрочем, оно было не таким бурным в некоторых европейских столицах, жители которых были слишком истощены для активного празднования. В таких местах радость выражалась в маленьких бытовых жестах. Скажем, впервые за многие годы на улицах вечером и ночью зажгли фонари. Теперь можно было не бояться, что их свет привлечет вражеские бомбардировщики.

На окончание военных действий в Европе люди реагировали по-разному, но почти каждый испытывал огромное облегчение. Однако война кончилась не для всех. Бои в Тихоокеанском регионе продолжались, там все еще гибли гражданские и солдаты. Японцы резко активизировали военную кампанию на Тихом океане. В сущности, так же поступил и Гитлер, когда ускорил «окончательное решение еврейского вопроса» в преддверии неизбежного поражения. Число жертв со стороны союзников с середины апреля существенно увеличилось. Советники сообщали президенту Гарри Трумэну, что, если его войска попытаются вторгнуться в Японию, это может привести к гибели миллиона американских солдат и офицеров. Американский народ не потерпит столь ужасной жертвы. Ведь уже ясно: война фактически закончена, осталось только японцам сдать оружие. Император Японии уже предложил остановить военные действия, но не соглашался на «безоговорочную капитуляцию»[812]. Так что теперь между войной и окончательным миром стояло лишь это словосочетание.

В США давно ходили слухи об удивительной бомбе, которая должна прекратить любые войны на планете. Но правительство упорно опровергало эти сообщения, и потому люди в основной своей массе не знали, что программа создания такого оружия уже реализована. Плод трудов ученых, столь тщательно скрываемый американским правительством, протестировали в отдаленной части пустыни Нью-Мексико в июле 1945 г. Атомная бомба сработала на отлично, уничтожив всю жизнь в радиусе полутора километров. Трумэн и его советники решили, что только это оружие, самое грозное на планете, положит конец войне[813]. «Никогда прежде столь маленькая группа людей не принимала столь роковых решений, которые касались бы огромного множества других жителей планеты, совершенно беспомощных в этой ситуации», — писал известный социолог Чарльз Райт Миллз о войне за год до того, как Трумэн решил применить ядерную бомбу[814]. Летом 1945 г. слова Миллза стали еще более актуальными. Американский самолет 6 августа сбросил груз, изменивший курс истории человечества. Над японским городом Хиросимой взорвалась атомная бомба, мгновенно убив не менее 80 тысяч человек. «Глаза, действительно видевшие тот свет, выплавились в абсолютном экстазе, — сказал Билл в речи, которую они с Элен вместе написали о том жутком взрыве. — В одно мгновение все стали одинакового цвета. Из всех людей взрыв сделал ангелов»[815]. Со временем погибло еще столько же японцев, как в первую секунду после взрыва. Некогда крупный город на 90 % превратился в обугленные безжизненные руины[816]. Человечество еще никогда не видело разрушений в таких масштабах. Больше всего шокировали даже не человеческие потери: обычные бомбежки за время войны уничтожили не меньше людей. Больше всего поражали скорость, с которой умерли десятки тысяч японцев, — это заняло всего одно мгновение — и степень разорения и опустошения после атомного взрыва. Всего через два дня после этого страшного события жена Горки, Мугуч, родила их второго ребенка, Наташу. «Представь себе мой ужас, — писала она одному другу. — Вы лежите со своими только появившимися на свет малышами в родильном отделении, где наглядно проявляются все человеческие ценности. И слышите или читаете об атомной бомбе»[817]. А 9 августа 1945 г., на следующий день после того, как Мугуч написала эти слова, еще более мощная бомба была сброшена на второй японский город — Нагасаки. В результате взрыва погибло еще 40 тысяч человек[818].

Когда распространилось известие, что император Хирохито наконец согласился на условия капитуляции, вся нормальная деятельность в каждом городе, деревушке, на каждой улице и в каждой общине по всем Штатам внезапно прервалась. День Победы над Гитлером отмечали по сравнению с этим праздником довольно скромно. В День Победы над Японией, 14 августа 1945 г., в США разразилась истинная вакханалия, совершенно несовместимая с пуританскими корнями этой страны[819]. «Казалось, если на тебе военная форма, ты можешь уложить в постель любую женщину, которую встретишь на этих улицах», — сказал поэт Делмор Шварц о том августовском дне[820]. Двадцатилетний художник и музыкант Ларри Риверс тогда направлялся на концерт для морских пехотинцев и проезжал через Мидтаун. «Улицы заполняли счастливые, полные энтузиазма пьяницы, моряки, солдаты, копы и так далее. Они обнимались, целовались и пытались открыть двери наших автомобилей, чтобы обнять и расцеловать нас», — рассказывал Ларри. А театральный продюсер Джудит Малина, наблюдавшая за этим экстазом на Таймс-сквер, сказала, что все выглядело так, будто вот-вот начнется новая жизнь, возможно гораздо лучшая, чем прежде[821].