Острый серп месяца вспорол голубое небо над пеной облаков. Месяц был бледный, едва заметный. Вика прижалась носом к стеклу, чтобы лучше разглядеть его, и вздрогнула.

Ей почудилось, что под крылом самолета мелькнула знакомая фигура с волнистой гривой и расправленными крыльями. Но стоило Вике моргнуть, как огромный облачный лев растаял. И слился с другими облаками, скрывавшими внизу Венецию.

2

В аэропорту Бабкин начал торопить друга уже на выдаче багажа.

– Живее! – требовал он. – Бери свою котомку и пошли! Ну что ты копаешься?

Илюшин шевелился со скоростью улитки.

– Шнелле, шнелле! – подгонял Сергей. – Престо!

– Куда ты так несешься? Нам еще Вику передавать на руки супругу.

Именно этого Бабкин и пытался избежать. «От итальянской мафии спасли – и будет с нее», – рассуждал он. Ему страшно не хотелось становиться свидетелем семейной сцены. А, судя по всему, сцена была неизбежна.

Зато Илюшин – тот, похоже, только развлекся бы, устрой Виктория с мужем посреди аэропорта истерику и мордобой. О чем он прямо и сообщил другу.

– Может, я хочу посмотреть спектакль!

– У людей трагедия, – возмутился Бабкин. – А тебе развлечение?

– Одно другого не исключает, – хладнокровно возразил Макар. – Кстати, вот и наша прима.

Вика шла к ним с напряженным и очень несчастным лицом, катя за собой маленький чемоданчик.

– Я подарков детям не купила, – подойдя, каким-то зажатым, чужим голосом сказала она. – И соседке. У меня такая соседка замечательная, знаете, бывшая учительница…

Бабкину показалось, что она может очень долго стоять здесь, рассказывая про свою соседку, про что угодно, лишь бы не выходить в зал аэропорта, где толпились встречающие. Но Илюшин не позволил ей этого сделать.

– А я, было дело, школьникам биологию преподавал, – весело сказал он, увлекая ее за собой. – Целых два дня, а потом меня выгнали.

В другое время Бабкин не преминул бы зацепиться за эту новую информацию об Илюшине. Однако сейчас он даже не вспомнил, что еще в самолете собирался расспросить Вику о хоре железнодорожников. Ему хотелось как можно скорее уйти отсюда, оставив бедную женщину одну разбираться со своей несложившейся личной жизнью.

Они прошли зеленый коридор, миновали таксистов, напористо предлагавших свои услуги. В толпе не было ни одного знакомого лица. Сергей уже решил, что Олег Маткевич передумал встречать блудную жену. Но стоило ему облегченно выдохнуть, как в десяти шагах впереди словно из ниоткуда возникла знакомая высокая фигура.

Олег стоял прямо перед ними. Вокруг него образовалось пустое пространство: люди отчего-то обтекали неподвижного мужчину по кругу.

– А вот и наш клиент! – беззаботно сказал Илюшин.

Но Олег Маткевич не взглянул ни на него, ни на Бабкина. Сергей вообще не был уверен, что этот тип в своем нынешнем состоянии способен кого-нибудь заметить. Он смотрел только на жену.

– Хоть сейчас его в английский парк, – пробормотал Макар. Бабкин про себя вынужден был согласиться с ним: Маткевич походил на статую.

Он крепко взял Илюшина под локоть и потащил в сторону.

– Куда? – возмутился тот. – А поздороваться?

– Дома поздороваешься, – сквозь зубы ответил Сергей.

– С кем?!

– Со мной. А тут нечего людям кайф от встречи обламывать.

– Какой кайф?! Он ее придушит – глазом не моргнет!

Бабкин остановился.

– Или пристрелит, – подлил масла в огонь Илюшин.

Сергей с той же решительностью развернулся и пошел назад. Однако что-то в лице Олега Маткевича заставило его замедлить шаг.

– Отощал мужик, – заметил Макар, словно прочитав его мысли.

Но дело было не только в худобе. Глаза у Маткевича запали, подбородок и щеки покрыла синяя щетина. Вместо красавца, сидевшего в квартире Илюшина всего несколько дней назад, перед ними стоял измученный и постаревший человек.

Вика остановилась, не дойдя до мужа трех шагов.

– Как даст она ему в морду, – вполголоса предсказал Бабкин. – Пропали даром твои проповеди.

Вика и Олег молча смотрели друг на друга. Напряжение вокруг них казалось физически ощутимым: поднеси лампочку – и вспыхнет. Люди по-прежнему обходили их далеко стороной.

Вика подняла руку странным, каким-то неосмысленным жестом, словно не вполне понимала, зачем это делает. Взгляд переметнулся с лица мужа на собственные пальцы.

– Кольцо, – с детским удивлением сказала она. – Обручальное… Потерялось!

Всхлипнула – и заревела.

Статуя, которой только что был Олег Маткевич, внезапно ожила. Дрожащими руками он снял с пальца собственное кольцо.

Посетители аэропорта Шереметьево с изумлением наблюдали, как высокий, хорошо одетый мужчина опустился на колени прямо в размазанную по полу грязь перед маленькой плачущей женщиной с золотыми волосами.

– В-виктория М-маткевич, – сильно заикаясь, проговорил он. – С-согласна ли ты…

Голос у него пресекся.

– Пошли отсюда, – сказал Бабкин.

– Кто бы мог подумать, что ты окажешься таким трепетным, – удивленно сказал Макар, когда они шли по стоянке к машине Сергея. – Сразу ведь было ясно, что помирятся.

– А кто зудел «задушит, пристрелит»?

– Сразу – это с того момента, как Маткевич появился у нас, – снисходительно пояснил Илюшин. – А зудел я, чтобы поиздеваться над тобой.

– Катись к черту, – беззлобно огрызнулся Бабкин.

И ухмыльнулся – но так, чтобы Илюшин не заметил.

Год спустя

Сначала на выдаче багажа чуть не посеяли Колькину сумку, потом Димка разнылся, что ему надо в туалет, и Олегу пришлось носиться с ним по всему аэропорту в поисках уборной. После этого Колька захотел есть, Димка пить, а Олег выразил желание дать обоим по шеям.

– В Венеции поедите и попьете, – пообещала Вика. – Дотерпите?

Мальчишки неожиданно решили, что потерпят.

Но пока они шли к пристани, Вику терзали сомнения. Зря она это затеяла, ох зря…

К тому же ей было немного тревожно за Анчоуса. Котенка оставили на соседку, и та клятвенно пообещала не перекармливать прохвоста, но Вика не без оснований подозревала, что Анчоус быстро поработит Ольгу Семеновну и будет хватать куски с ее стола.

Насчет Джека волноваться, пожалуй, не стоило. Джека взяла к себе свекровь, неожиданно для всех, включая себя, проникшаяся к этому дальнему потомку спаниелей пылкой любовью. Пес наверняка вернется от нее горделивый, как шах, и некоторое время по инерции будет страдать манией величия.