– То есть как? Отпущена… Ну конечно, это справедливо. А что вы подразумеваете под своей фразой? О чем ей известно?

– О вас и вашей роли во всей этой горьевской истории, что длится вот уже три года и является отголоском гораздо более давних событий, о которых вы знаете лучше меня.

– Я не понимаю, о чем вы.

– Об убийствах, Андрей Игоревич. Ульяна Антипова поделилась с нами некоторыми своими… ну, скажем, догадками. И теперь мы хотим задать вам немало вопросов.

– О том, что произошло на свиноферме, я глубоко сожалею, – быстро сказал Казанский. – Я вышел из себя, не сдержался. Жалею, что все так вышло с судьей. Он подлый человек, понимаете? Он подлый злой человек. Я решил, что Ульяну забрали по его доносу.

– Бог с ним пока, с судьей, – грустно проговорил Гущин. – Хотя зрелище было неприятное. У меня к вам другой вопрос. Как вы относитесь к тому, что старый часовой механизм на башне включился и ваши знаменитые часы пошли назад?

– Это вопрос?

– Да, это вопрос.

– Там же было убийство. Племянник Молотовой… Я потрясен, как и все в городе.

– Потрясены? И только? Это все, что вы чувствуете по этому поводу? Нет ли в глубине вашей души, которая загадка для меня, – Гущин наклонился к нему близко через стол, – трепета? Нет ли осознания, что наконец-то цель, которую вы поставили себе, достигнута?

– Я понятия не имею, о чем вы говорите.

– Да? Но вы же объявили себя их потомком?

Холеное лицо Казанского пошло красными пятнами. Он сглотнул. Катя… она не ожидала такого от Гущина. Вот о чем он думал все это время – о связях, гораздо более живучих и крепких, чем связи логические, дедуктивные. Связь времени внутри времени…

Она разглядывала Казанского. Потомок… Он действительно их потомок или все это ложь и небылица? Есть ли в его лице черты Аглаи Шубниковой? А того, кого мы так и не увидели на фото, но столько узнали о нем, – Игоря Бахметьева, убитого впоследствии собственным кучером, чей внук тоже здесь – сидит напротив Казанского и смотрит ему в глаза?

– Доктор Антипова дала показания о вашей связи с Аглаей Добролюбовой. Вы были любовниками, – заметил капитан Первоцветов.

– Она так сказала?

– И добавила еще многое. – Капитан Первоцветов тоже разглядывал Казанского так, словно видел впервые. – Сказала, что вы подарили девушке браслет – семейную реликвию, связанную с родом Шубниковых-Бахметьевых. Как расценивать такой подарок, как не свидетельство ваших чувств к ней?

Казанский молчал.

– А потом вы ее убили, – Гущин, который не разговаривал с Первоцветовым, был вынужден подхватывать нить допроса, потому что логика вела их к цели.

– Да вы что? Да вы что себе вообразили?! Как вы можете обвинять меня?!!

– Девочку забрали прямо из дома, ночью, – перебил его Первоцветов. – Она даже оделась кое-как… Небрежно… Было ведь в ней нечто, что вас в ней поражало, да? Не только анатомические особенности ее организма, имя, но и… Многое другое. Возможно, она сначала не подозревала ничего плохого и пошла с вами добровольно, как много раз делала, когда встречалась с вами, ездила в вашей машине – черном джипе. Но там, на башне… Когда она поняла, что вы задумали, она начала сопротивляться. И вам пришлось применить силу.

– Нет! Я ничего не делал! Я не убивал ее! Слышите вы!

– Два дня назад, когда произошло новое убийство на Башне с часами, вы отсутствовали в администрации. – Первоцветов помолчал. – Я сейчас сотрудника послал побеседовать с вашей секретаршей и работниками администрации. Вас после обеда никто в кабинете не видел. Вы уехали куда-то на своей машине. Ваша любовница Ульяна тоже напрасно вас прождала, и вы не прислали за ней служебную машину, как хотели. Где вы находились? Что вы делали с трех часов дня до той поры, когда вечером приехали к башне, где уже собралась полиция и толпа?

– Я был занят. Я глава города. У меня масса обязанностей.

– Так скажите нам, где вы находились все это время?

– Я не обязан перед вами отчитываться. Вы сами… Вы без году неделя в нашем городе! Не забывайтесь! Как вас сюда назначили, так вас отсюда и уберут!

– Башня с часами и фабричные цеха после ремонта могли принести городу хороший доход. Нашлись бы инвесторы. Но вы зарубили все проекты, связанные с фабрикой. Вы под надуманным предлогом расторгли контракт с арендатором и строителем Вакулиным. Вы остановили все работы. Вы фактически законсервировали фабрику и башню, перекрыв туда доступ всем, кто хотел что-то там делать, снять помещения. Вы словно оберегали это место. Словно оставляли его для чего-то, известного лишь вам.

– Там все было незаконно. Там полно нарушений закона об охране памятников! Я не один работы останавливал, я привлек юристов, мы судились – город и…

– Да, конечно. Внешне все формальности были соблюдены. Ключи в администрации. Все закрыто. Однако никакой охраны.

– Там нечего воровать. Здания пусты.

– Дверь убрана, которая прежде вела в комнату часов. Вы ее приказали убрать.

– У меня есть предписание пожарной охраны.

– Конечно, предписание пожарных и подсветка, украсившая памятник, украсившая город. Вы ведь о городе заботились? Или о том, чтобы циферблат и часы не тонули во тьме по вечерам? Чтобы они были отлично видны всему городу?

– О чем вы?

– О часовом механизме. О смазке маслом, которую вы приказали сделать рабочим, чтобы механизм часов не ржавел.

– Вы и в этом меня обвиняете? В том, что я как глава города забочусь о сохранности городского исторического наследия?

– Как-то все очень уж совпадает, – заметил Гущин. – И все так близко к убийствам ложится. Кирпичик к кирпичику. И еще фотограф Денис Нилов…

– Я ни о каком фотографе ничего не знаю! Я вообще узнал о нем, лишь когда нам в администрацию сообщили об убийстве в Доме у реки.

– Нет, раньше, что вы! – уверил его капитан Первоцветов. – Здешнее маленькое цунами, потрясшее устои, – скандал после банкета судьи. Я столько слышал от самых разных людей, когда разбирался во всем этом хайпе, что это именно вы заплатили фотографу, чтобы он выложил в сеть тот ролик и опозорил судью.

– Не делал я этого. Да, признаю, я, конечно, о скандале слышал и о фотографе… Весь город говорил об этом. Но мы никогда с ним не встречались. И я не участвовал во всей этой грязной истории с банкетом.

– Не встречались с фотографом? – спросил Гущин.

– Нет. Ну, может, однажды… Ульяна фотографировалась на новый загранпаспорт. Я приезжал вместе с ней туда – в дом быта, ждал ее. Видел его мельком.

– Мельком? А я думал, вы общались с Ниловым.

– Нет.

– Я думал, он вам сообщил о тех фотографиях.

– О каких еще фотографиях?