– Думаю, не больше нескольких минут.

Вадим Юрьевич сжал зубы. Все, выбора нет, загнали в угол. Либо враг, либо… Когда он глянул на Ладыгина, во взгляде министра обороны тот прочел отчаянную решимость.

– Уходите, Дмитрий Владимирович. Забирайте всех, кого можно. Оставьте тех, кто на пульте, и охрану периметра. Остальных…

– Нет.

– Что?!

– Нет, – повторил директор АПБР. – Я уж как-нибудь с вами до конца. Да и остальным уже не уйти. Поздно.

Пахомов мог бы возразить, повысить голос, но понял: бесполезно. И времени уже нет. Поэтому он вздохнул и пожал плечами:

– Как хотите.

Затем достал устройство спецсвязи, набрал код канала Посвященного и произнес:

– Я готов. Говорите.

* * *

Майор Алексей Гришковский по странному совпадению в тот вечер, когда полк получил приказ выдвигаться на Москву, смотрел фильм про панфиловцев. Вернее, в очередной раз пересматривал, ибо очень его любил и знал чуть ли не наизусть. И вот ведь как в воду глядел: придется ему встать со своими ребятами против превосходящих сил врага и держать его, держать, покуда сил хватит. Министр обороны долгих речей не говорил из-за дефицита времени, но и того, что он сказал, Алексею хватило, чтобы понять: не было и не будет для него задачи важнее, чем не пустить врага на этот табловский объект. Майор даже сам не понимал, откуда в нем взялся этот отчаянный максимализм – умереть, но не пустить. И сейчас он представлял себя ни много ни мало политруком Клочковым, а бойцов своих – теми самыми героями, которых почти век уже вся страна помнит. Их, правда, было больше, чем легендарных панфиловцев, ну да ничего – новая история создаст новых героев. Гришковский понятия не имел, против кого или чего ему предстоит сражаться, но для него это не имело значения. Он готов был к подвигу, самопожертвованию, ко всему, что попросит Родина… в лице министра обороны.

А за исключением вот этой неведомо откуда взявшейся фанатичной преданности все остальные качества майора Гришковского оставались в наличии и работали как часы. Заместителем командира батальона кого попало не назначают. Майор был грамотным офицером и что-что, а качественно организовать оборону периметра объекта умел. Наиболее вероятными направлениями атаки противника были северное, восточное и северо-восточное. Именно там майор разместил все три бэтээра и бо́льшую часть бойцов, а на остальных – только по нескольку солдат с рациями для оперативной связи.

Говорят, ожидание смерти хуже самой смерти. Для боя и ожидания боя это тоже справедливо. Мысленно Алексей Гришковский торопил врага: «Ну же, какого черта ты медлишь?! Иди сюда, тебе подготовлен теплый прием!» И это не было ни бравадой, ни внутренним лицедейством. Страх отсутствовал от слова «совсем». Желание сражаться и умереть за правое дело, внушенное майору голосом сирены, словно отключило в его мозгу всякую способность бояться. Но в какой-то момент это предвкушение и ожидание боя вдруг сменились совсем другой эмоцией – немедленным желанием убивать. Причем совершенно неважно кого – лишь бы отнимать жизнь. Да и какая разница, если кругом одни враги и верить нельзя никому, и тут лишь один способ выжить – стрелять первым. Он аккуратно придвинул к себе автомат и постарался скрытно прихватить его поудобнее, чтобы быстро вскинуть и дать очередь… Но мгновением позже словно порыв ветра вымел эти странные, невесть откуда взявшиеся желания из его головы, и вот он уже с недоумением смотрит на свои руки, сжимающие автомат, и удивляется, что это на него нашло. Пока Алексей пытался осмыслить произошедшее (точнее, чуть не произошедшее), заработало устройство связи бэтээра, и напряженный голос наблюдателя сообщил:

– Враги! Огромная толпа, много тысяч, приближаются с северо-востока. Выглядят странно… Очень похоже, что мутанты.

Гришковский перекрестился, пробормотал себе под нос: «Ну, понеслась душа в рай!», потом выдохнул и скомандовал:

– К бою!

Глава 27. Майкл Дикон

США. Побережье водохранилища Сакакавиа, штат Северная Дакота

Я иду по каменистой равнине под пронизывающим ветром в сопровождении четверых Измененных, из которых одна «моя» (Кара), а остальные – «спасатели» от Дакотского Сеятеля. Впрочем, Кара – тоже из них, и об этом забывать не следует. Ну а сейчас у меня странное ощущение, словно к этому моменту я готовился и шел всю предыдущую жизнь. И это не пафос, не красивые слова – просто вот так на самом деле, без дураков, я себя чувствую. И главное, не знаю почему. Мелькает мысль, что, быть может, я прибыл сюда, чтобы сыграть финальный аккорд своей жизненной песни. Мелькает и тут же изгоняется прочь, потому что какого черта, в самом деле?! Рано мне пока умирать – я считаю, что могу еще принести немало пользы в этой борьбе за выживание человечества. Возможно, я слишком мало еще знаю – ну так вот же он, мой шанс восполнить этот пробел. И да, я вполне отдаю себе отчет, что Сеятель, конечно, союзник, но у него вполне могут быть свои планы и резоны, в чем-то совпадающие с интересами людей, а в чем-то и нет, а потому то, что он будет говорить, надо воспринимать критически, с сомнением, чтобы не оказаться в роли марионетки внеземного разума. Просто сейчас я в растерянности, у меня жуткий дефицит информации и нет никакого плана. Да и откуда ему взяться – от сырости, что ли? Нет, встреча с Сеятелем жизненно необходима, а вот что дальше – решим по ее итогам.

Канонада, кстати, слышна довольно хорошо, от чего становится здорово не по себе. Я, конечно, понимаю, что тут прерии и по безлесным равнинам звуки разносятся далеко, но все равно ощущение, что фронт приближается.

– Как военная обстановка? – спрашиваю пироманта. – Погано, да?

Он отвечает мне косым взглядом, но молчит. Я уже даже начинаю опасаться, что получу ответ в стиле «не твое собачье дело» или не получу его вовсе, когда Измененный неохотно начинает говорить:

– Мы пытались сомкнуть территории, подконтрольные Источникам нашей фракции: Виннипег, Британская Колумбия и наш… Не получилось. Соотношение сил четыре против двенадцати, но четвертый союзник далеко – в Мексиканском заливе. Нас разделили и давят поодиночке. От людей помощи мало – сторонники Альфы повсеместно применяют психотропные аномалии, и люди сходят с ума…

– Альфы? – ловлю я ключевое слово в его речи.

– Он главный у врага, – сухо отвечает пиромант, и мне становится ясно, что дальнейших пояснений на эту тему я не получу.

Но во мне уже пробуждается интерес. Одно дело, когда ты сражаешься со стоголовой гидрой и руки опускаются от понимания, сколько тебе еще придется рубиться. И