мюзикл. Не могу слышать любую из его песен без содрогания. В тот вечер мы смотрели последний час мюзикла. Отец обнимал меня одной рукой за плечи. Всего лишь днем раньше его мать жестоко изнасиловали, а всего пару часов назад его дочь подверглась сексуальному нападению. Я не представляла себе, что сделает отец, если ему станет известно обо мне, но знала, что он поехал искать мужчину, изнасиловавшего бабушку. Мне казалось, что, вполне возможно, папа его убил. Мой отец был из тех мужчин, у которых есть тайны. Я думала, что все его секреты были достойными. Убийства из мести. Акты милосердия по отношению к искалеченным животным, умирающим у обочины дороги.

Я не понимала, почему мать держится так холодно. И решила, что дело в сочетании ужаса при мысли, что отец мог кого-то убить, и отвращения, вызванного тем, что сделала я. Я отчаянно боялась, что она перестанет меня любить, и опасалась, что папа может сесть в тюрьму. Только на следующий день состоится самая первая из наших долгих бесед с Госей, которыми были отмечены остальные формирующие годы моей жизни. Но однажды она сказала мне, что для того, чтобы избавиться от душевного раздрая, достаточно лечь спать и утром увидеть очередной восход солнца. Что новый день будет бесконечно легче пережить. Или, по крайней мере, так будет казаться. В общем, как раз этого я и жаждала. Я жаждала, чтобы этот вечер закончился. Чтобы забрезжил новый день. Я поклялась, что больше ноги моей не будет у бассейна «Вершина мира». Что я стану плавать исключительно в бассейне с логроллом, усталыми утками, зелеными весельными лодками и москитами. Что стану идеальным ребенком.

Глава 30

Вик однажды сказал мне: «Чего тебе бояться, ребенок? Ты столько потеряла. Чего еще осталось бояться?» Это был один из моментов его наибольшей жестокости. Я всю вторую половину дня пробыла с молодым парнем, Джеком. Прогуляла работу, чтобы поехать с ним на матч «Метс». Мы пили пиво цвета мочи, и болели за команду, и ели на двоих хот-дог с противоположных концов, пока наши рты не встретились посередине. После матча Джек оставил меня и уехал на остров Файр с друзьями; они были на гейской части острова, Черри-Гроув, где любили напиваться, пока усатые немолодые мужчины подбивали к ним клинья. Я позвонила Вику, и он приехал. Приехал в Квинс, и мы ужинали в чудесном тайском ресторане со столиками разной высоты и подвесным потолком с пятнами от протечек.

В тот вечер я плакала над порцией салата с папайей и хрустящим измельченным сушеным мясом сома. Я плакала из-за Джека, потому что чувствовала себя дурой. Я сказала Вику, что это только из-за страха. Безымянного страха, который преследовал меня повсюду. Но Вик был уязвлен. Ему пришлось смириться с Джеком и принять ложь о том, что я пытаюсь встречаться с мужчинами моего возраста или намного моложе только потому, что мне необходимо чувствовать себя нормальной. Вик привлек меня к груди. У меня вызывала отвращение дорогущая пикейная рубашка, которую, несомненно, он купил для того, чтобы произвести на меня впечатление. Вик обнимал меня, но при этом ненавидел. Я это чувствовала. Прижимал мою щеку к груди так, словно хотел впитать меня в себя. «Чего тебе бояться, ребенок?» – спрашивал он, пока я всхлипывала. Ресторан был из тех, куда приносят свою выпивку, и Вик сходил в винный магазин по соседству и купил там самую дорогую бутылку вина, стоившую 129,99 долларов. Ценник он не снял. И смеялся, приговаривая: «Представляешь, это вино у них самое дорогое!» Оно было пряным и никчемным, вкус – долларов на двадцать, не больше. Я ненавидела Вика за то, что он проделал весь путь до Квинса в черном такси представительского класса. За то, что был жесток со мной, хоть я и заслуживала намного худшего. «Чего тебе бояться?» – сказал Вик. А я ответила: «Ты прав, нам обоим бояться нечего. Нечего терять». – «Но у меня есть дочь, – возразил он. – Я могу потерять свою дочь». И мне захотелось убить Вика, потому что он дразнил меня своим отцовством и всем, что оно означало. Поэтому я отпрянула от его груди и сказала: «Ты должен пойти снять наличные. Здесь берут только наличные. А я хочу уйти».

Вик оказался прав. Тогда мне было нечего бояться. Теперь, когда во мне жил ребенок, я, наконец, поняла, что он имел в виду.

В воскресенье кровь пошла так быстро и обильно, что мне показалось, я упаду в обморок. Так и произошло. Сновидения не посещали меня только тогда, когда я принимала таблетки. Пару раз случалось, что я засыпала без них, но это были единичные случаи. И все мои сны оказывались кошмарами о родителях. Даже хорошие сны были кошмарами – как известно любому, кто потерял важного для себя человека.

Пока я находилась в обмороке, мне снился променад Атлантик-Сити моего детства. Мать любила играть там в игровые автоматы, а мы с отцом проводили время, гуляя по пляжу, собирая ракушки, выкапывая песчаных крабов. В дождливые дни мы ездили в торговый центр, построенный в форме круизного теплохода, со световыми люками, веснушчатыми от москитов, и ели там мягкие ириски пастельных оттенков. Но моим любимым местом, пожалуй, самым волшебным в моих детских воспоминаниях, была крытая аллея аттракционов в одном из отелей-казино. Я много раз пыталась вспомнить ее название, да так и не смогла, она просуществовала всего год-два, закрывшись примерно в то время, когда мне исполнилось восемь или девять лет. Аттракционы снесли, чтобы освободить место для чего-то менее безвкусного. Но в момент отключки я, как Ленни, ощутила внезапную ясность и вспомнила название: «Тиволи Пир» в «Тропикане». Само по себе название было безвкусным, как и все в Атлантик-Сити. Там находились колесо обозрения (хотя не думаю, чтобы мы хоть раз на нем катались) и автодром, пинбольные автоматы и театр, где играли анимированные персонажи, похожие на великих звезд индустрии развлечений, Долли Партон и Уэйна Ньютона – не узнаваемые детьми обвислые лица. Там были салун и симулятор космического корабля, который никогда не работал. А еще кресла на колесиках, проносившие тебя через темные туннели, освещенные оптоволоконными трубками. Вдоль стен стояли восковые репродукции Атлантик-Сити в период его расцвета. Женщины в бикини в горошек с высокой талией, позирующие на имбирном песке, прыжки в воду. Больше всего я любила аттракцион «ковер-самолет». Это такое возвышение, накрытое персидским ковром, надо было сидеть на ковре и смотреть