южноамериканские обезьяны – просто собираются по утрам все вместе в центре своей территории и кричат. Голос ревуна слышно примерно за 18 км. Все соседние стаи слышат это и знают: «Там живут соседи, туда мы не ходим, мы ходим только до этого дерева». Практически всегда такие территориальные споры решаются без явных конфликтов. Примерно такую же роль играют запаховые метки. Наши собаки и кошки так и норовят везде оставить свой пахучий след – Тузик на прогулке, а вот Барсик может пометить и ботинки гостей. А, например, медведь оставляет следы когтей на коре дерева, стараясь дотянуться повыше, чтобы показать другим медведям, какой он большой.

Для человекообразных обезьян защита своей территории тоже характерна, но, поскольку это виды, относительно недавно начавшие свой эволюционный путь, у них столкновение стай иногда доходит до серьезных драк, увечий и даже до убийства себе подобных. Особенно этим отличаются обыкновенные (большие) шимпанзе. Из всех человекообразных обезьян к нам ближе всего именно они. Напомним, что шимпанзе бывают двух видов – большие и бонобо.

Бонобо скорее вегетарианцы, они более мирные, стараются обойтись без агрессии. Если две стаи бонобо встречаются – это скорее «тусовка» групп хиппи, чем банд байкеров. А вот обыкновенные шимпанзе идут по агрессивному пути решения спорных вопросов. Во-первых, они эффективные охотники и часто занимаются поимкой и поеданием не плодов, а маленьких обезьян. Во-вторых, для них патрулирование своего участка леса, вылавливание самцов соседней стаи, которые забрели на их территорию, драки с ними и убийства чужаков достаточно хорошо задокументированы.

Агрессивность вида Homo sapiens подобна агрессивности обыкновенных шимпанзе.

Бонобо в этом смысле гораздо добрее, чем мы. То, что история человечества – это во многом история войн, также доказывает очень высокий уровень нашей агрессивности. Поэтому общество тратит так много сил на то, чтобы контролировать уровень агрессии, удерживать его хоть в каких-то приличных рамках с помощью морали, законов и правоохранительных органов.

Для выживания важно контролировать агрессию, задавать ее оптимальный уровень. Поэтому внутри стаи обязательно имеются ритуализированные действия, которые позволяют более слабому показать: «Да, я осознаю, что слаб, не надо меня бить и кусать, я согласен на свое подчиненное положение». Так, у воронов есть характерная поза угрозы и поза подчинения, когда более слабая птица подставляет голову доминирующей особи. У волков существует ритуальное выпрашивание пищи у лидера, а также характерная поза переворота подчиненной особи на спину. «Видишь, я тебе живот показываю, я открыт, не кусайся».

Что в этом случае важно? Как и всякая серьезная поведенческая программа, агрессия включает в себя не только врожденные компоненты, но и приобретенные. Мы учимся ухаживать за нашими детенышами, подражать, исследовать – и точно так же мы учимся агрессивным или, наоборот, пассивно-оборонительным программам. Если у вас есть индивидуальный опыт агрессии и он оказался успешен, то повторение его запросто может сделать из вас гневное несдержанное существо. Решил вопрос кулаком – в следующий раз даже не задумаешься, что можно как-то иначе. А если человек получил неудачный опыт агрессивных взаимодействий и, условно, в детстве в школе его много били, это тоже может наложить серьезный отпечаток на характер.

Закрепление подобных программ исследуется и в экспериментах на животных. Например, если попарно заставлять крыс вступать в драку, то те особи, которые одерживают больше побед, становятся все более и более агрессивными и начинают побеждать даже более физически сильных соперников.

В человеческом социуме существуют социально одобряемые ситуации, когда агрессивность осознанно культивируется. Например, многие виды спорта: борьба, бокс, хоккей, автомобильные гонки. Соперники на ринге мутузят друг друга до полуобморочного состояния, увечий, крови и переломов – большие шимпанзе одобрили бы такое «развлечение». В случае профессиональных военных или полицейских проявления агрессии – неотъемлемая часть профессии. А иначе не получится стрелять во врага и разгонять несанкционированные демонстрации.

Нейромедиаторы, связанные с агрессией

Веществами, которые работают на стороне агрессии, являются нейромедиаторы норадреналин и дофамин. Про первый из них мы говорили уже очень много. Что же касается дофамина, то он однозначно может усиливать агрессию, и, соответственно, те молекулы, которые мешают ему работать, тормозят активно-оборонительные реакции. Нейроны, выделяющие дофамин, работающий в центрах различных потребностей, находятся либо в гипоталамусе, либо в нижней части среднего мозга – в вентральной покрышке. В первом случае влияние дофамина ограничивается в основном все тем же гипоталамусом, во втором – аксоны поднимаются в кору и базальные ганглии (в частности, в миндалину). Антагонисты дофамина (нейролептики) при агрессивных маниях оказываются весьма эффективными препаратами. Эти же вещества используют при шизофрении (аминазин, галоперидол, неулептил). В известных голливудских фильмах – «Молчание ягнят», «Остров проклятых», «Авиатор» – показаны достаточно характерные ситуации маниакальных расстройств поведения, иногда очень опасные для окружающих.

Серотонин работает в мозге, чтобы контролировать агрессивность, – он напрямую снижает ее уровень. Это вещество в ЦНС вырабатывают нейроны ядер шва (ствол мозга). Их отростки-аксоны очень широко расходятся по мозгу, повсеместно образуя контакты-синапсы. Интересно, что исходно серотонин был открыт как тканевой гормон, который увеличивает тонус гладких мышечных клеток в стенках сосудов и других внутренних органах. Выделяясь из тромбоцитов, серотонин спазмирует сосуды, что помогает останавливать кровотечение. Поэтому препараты, связанные с серотонином, используются для управления тонусом сосудов, например при лечении мигрени. Особая область применения – стимуляция родовой деятельности. Если в мозге дефицит серотонина, это может вести к депрессии, а может – к проявлениям агрессивности.

Но все же в наиболее явном виде с агрессией связан норадреналин. Его избыток может возникать в мозге из-за плохой работы фермента, который называется МАО-А – моноаминоксидаза А. Если МАО-А функционирует недостаточно активно, то норадреналина в нервной системе может оказаться слишком много. И тогда растет агрессивность, и вовсе не постепенно: увеличивается вероятность резких, внезапных вспышек агрессии. То есть личность, которая особо не проявляла каких-либо конфликтных черт, вдруг взрывается, хватает стул или бейсбольную биту – и разносит все вокруг, как герой комиксов Халк.

Генетики в свое время описали синдром Бруннера. Бруннеры – голландская семья, мужчины которой на протяжении уже нескольких поколений отличаются пограничными (не самыми выдающимися) умственными способностями (IQ = 85) и внезапными вспышками агрессии. Тем не менее они успешно находят себе пару и оставляют потомство, передавая мутацию, ухудшающую работу гена МАО-А. А поскольку этот ген расположен в Х-хромосоме, то мутация проявляет себя только у сыновей (вероятность 50 %). Дочери могут быть только носительницами.

Исследование синдрома Бруннера – пример работ в области так называемой психогенетики, когда свойства личности связывают с состоянием тех или иных генов и даже целых хромосом: например, по некоторым данным, импульсивность и агрессивность повышена у мужчин с лишней Y-хромосомой, то есть с XYY-набором, – синдром Якобса.

Итак, как и большинство программ, которые