Вопрос о самовольном изъятии женой куртки отпал сам по себе. Борис пытался усвоить услышанное, но не усвоил. Мешала рвущаяся из рук собака, которую он с трудом удерживал за ошейник. Просто сказал:

– Понятно. Не понятно, как вы сюда попали и откуда.

– «Из леса, вестимо», – попыталась я урезонить Бориса. Похоже, он начинал просыпаться. Будет теперь сбивать своими бесконечными вопросами с намеченной колеи дознания. – В лесу есть старая церковь, которая не всем показывается. При ней, соответственно, старое кладбище. Там Георгий Данилович и остановился. Сейчас он нам все подробненько расскажет…

– Газонокосильщик! – продолжал Борис. – А почему без косы?

– Борис, отстань от человека, а? – начала я сердиться, заметив, как нервно сдергивает с себя куртку подруга. Еще не хватало тратить время на семейные разборки. – Коса ему была нужна для того, чтобы обрить… обкорнать… Как это? А! В смысле обкосить траву, разросшуюся в месте временного поселения на кладбище. И собаку отпусти, она хочет поздороваться с Герой. Думаешь, зря ее Данька с собой в лес таскал? Для знакомства и налаживания дружеских отношений с отцом. Чтобы потом, когда Гера будет появляться на участке Брусиловых, собака держала язык за зубами.

– Зачем? – хором спросили все.

– Зачем появляться-то? – продублировал вопрос Борис.

– Да хотя бы затем, чтобы не дать нам свалиться в колодец!

Точным броском Наташка перекинула мужу свернутую куртку. Поймав ее, он зачем-то к ней принюхался и не менее точным броском вернул жене. Она сунула сверток под мышку. Отпущенная на волю Денька весело заскакала вокруг ласково тормошащего ее Газонокосильщика. Наташка ревниво на нее покосилась и, чтобы не расстраивать себя дальше, повернулась к Антону, скромно занявшему мое любимое место у боковой стенки холодильника.

– Ну-ка, трудоголик, расскажи, как ты в припадке трудолюбия докопался до колодца.

– А я до него не докапывался. – Антон аккуратно поправил очки. – Лопата стала упираться во что-то непроходимое. Куда ни ткну – облом! Я и решил отложить это дело до утра. Поздно уже было. Вернулся к Анне Петровне, доложил обстановку и улегся спать, а утром прибыл к готовому результату – все перекопано. На объекте возился Данька.

– Рассказывай, Анна… – вздохнул Георгий Данилович. – Я ведь все видел. Невольно пришлось навестить дом. Даня позвонил и сказал, что Антон по своему неведению выбрал под цветник опасный участок. Ночью и познакомился с тобой – заочно.

– Я не виновата, – первым делом напомнила Анна Петровна. – Мама пятьдесят четыре года молчала и только перед смертью покаялась…

– Анна Петровна – дочь Маруси и без вести пропавшего Петруши. Тех самых, которым колхоз предоставил дом Пилипенковых и которые друг за другом покинули деревню, укатив в город. Надо полагать, после трагедии с мужем Маруся окончательно сменила деревню на столицу и нечасто сюда наведывалась.

– После моего рождения мы с мамой долго находились в больнице. Она не сразу оправилась от родильной горячки, а меня, семимесячную, еле выходили, – всплакнула Анна Петровна. – Поправившись, мама уехала в город. На работу. Тогда никаких льгот по уходу за грудными и малолетними детьми и в помине не было. Меня до трех лет выхаживала бабушка. В это время мама часто нас навещала, а после трех лет забрала и меня в Москву. Ей комнату дали в коммуналке. В последний раз мы с ней были здесь, когда умерла бабушка – мне было десять лет.

– Теперь понятно, почему вы с Антоном прикатили сюда лесом. Не знали, что проложена новая асфальтовая дорога. Иришка, ты оказалась права, – развела руками Наташка и выронила свернутую куртку Бориса. А затем поступила с ней еще хуже – наподдала ногой, отфутболив к вешалке, и заявила, что постирает. Когда-нибудь. Все задумались. Не иначе как над сроками выполнения обещания. Невольно пришлось блеснуть умом, форсируя воспоминания о минувших событиях.

– Мама Анны Петровны была причастна к исчезновению ее папы, своего мужа, – мрачно сообщила я. – Какую иную тайну можно было бы хранить до самой смерти? Перед своим исчезновением с лица земли, Петруша пошел в свой (пока еще – до лета) нетопленый дом, где у него было кое-что припрятано. То, что в другом месте он хранить не мог. Общежитие для этой цели вообще никоим образом не подходило. Возможно, в Москве ему удалось найти способ реализовать находку. Маруся отправилась за ним, что Петруше и в голову не могло прийти. Она видела все. Объяснение супругов произошло у заледеневшего и засыпанного снегом колодца…

Меня невольно передернуло от явственно ощутимого ледяного холода. Проклятое воображение!

– Мама говорила, что колодец не использовался ими с самого начала. Он был засыпан землей и завален мусором и камнями. Но не до верха. Вода проступала, только грязная. Отец попытался его расчистить, но оставил эту затею. Рядом была река, воду из нее пили без боязни.

Видела мама в ту ночь немного, но достаточно. Сказала, что отец, прихватив из дома лестницу, сразу направился к колодцу, спустил ее вниз и спустился сам. Когда она подошла, отец уже показался наверху с каким-то узелком. Увидев мать, сразу исчез. Мама видела, как он пытается засунуть узелок в один из бревенчатых венцов колодца. По правую сторону. Вроде там имелась выемка, поскольку отцу удалось спрятать узелок. Вылезал он очень злой, обзывал маму самыми последними словами, грозился убить ее, «брюхатую», прямо на месте, чтобы не мешала ему жить. И наверное, убил бы…

– Господи! – ахнула Маринка. – Маруся столкнула его вниз…

– И вытянула из колодца лестницу, – дрогнувшим голосом добавила я. – Надеюсь, он погиб сразу.

– Не знаю, – вздохнула Анна Петровна. – Мама сказала, что не помнит, как добралась до дома. Почти сразу начались схватки и ее на лошади отвезли в больницу, в то время отдельного роддома не было. Еле довезли, вьюжило так, что и в трех шагах ничего не было видно. Метель бушевала неделю. А потом из города через милицию стали выяснять, куда делся отец… Вот и вся история.

– И вы решили проверить слова матушки, – с горечью сказала я. – Только интересовали вас не останки отца. Тем более что дочерних чувств вы, вполне обоснованно, к нему не испытывали. Да и едва ли за столько лет что-то от него осталось. Вы хотели достать заветный узелок. Сложность была в том, что участок принадлежал другим людям.

– Что ж в том плохого, что хотела достать узелок? Своим добром, чай, интересовалась. Наследственным. Жалко, раньше о нем не знала, всю жизнь копейки считала. Я все разузнала через местную городскую администрацию. Мне в земельном комитете сказали, мол, участок опять продается, и даже дали телефон продавца. Представилась как дочь бывших деревенских жителей, владельцев дома. Это ж правда. Так вышла на Кашеваровых, ну а потом на Брусиловых… Ничего бы плохого не произошло. Я специально задержалась в Москве, чтобы все, кроме моей подопечной, разъехались. Вытащила бы захоронку отца и уехала. А тут такое… Обрадовалась только Антоше. Думала, и вправду племянник. У мамы на самом деле где-то был двоюродный брат. Решила, все уедут, скажу Антоше про колодец. Он поможет мне найти его. Ну и поделюсь с ним находкой. В последний раз, когда мама со мной к колодцу приходила, его кто-то досками забил. Я говорила – мне десять лет было, и где он располагался, я не запомнила. А той ночью, когда Антоша сказал, что бросил копать землю, потому что она железобетонная, я сразу поняла – Господь указал мне, где искать. Откуда только силы взялись. Быстро расчистила площадку, наткнулась на кусок железа, я и его стащила. И пошла под навес за лестницей, но взять ее не успела…