– А что, если это я нарисовала?

Гость мягко ответил:

– Нет, за шедевры ответственен ваш муж, а вы, мадам, за провенанс и сбыт. И именно в этом и заключается ваше слабое место. Можно нарисовать сто шедевров, но как их сбыть, да так, чтобы никто не питал подозрений?

Вопрос был непраздный, но уже неактуальный: финита ля комедия! Их раскрыли, и в тюрьме проблемами провенанса заниматься будет не с руки.

– Не будете же вы вечно находить полотна на блошином рынке, разыгрывать аристократок перед непонимающими экспертами, потому что может попасться однажды и понимающий, подделывать доверенности?

Ну доверенность, скажем, была настоящая.

– Вам нужен солидный и постоянный источник ваших картин, так сказать, железобетонный провенанс для шедевров вашего мужа.

Он говорил исключительно с ней, видимо уяснив, кто в их семье принимает решения.

– Провенанс, который бы не вызывал вопросов и не подвергался сомнению. И который бы вполне логично и убедительно объяснял появление все новых и новых картин, ранее никому не известных.

И, возвращая Ивану Ильичу эскиз с каляками-маляками на обратной стороне, сказал:

– И я могу вам его организовать.

Потом они снова пили кофе, только в уже несколько иной, не такой напряженной атмосфере. Илья, еще дуясь и подозрительно таращась на гостя, уже не проявлял к нему нескрываемой враждебности.

А тот вещал:

– Какой смысл идти в полицию и сдавать вас? Будет громкий процесс, вы отправитесь в тюрьму – и что дальше?

Ну что: у них отберут бессрочный вид на жительство во Франции – полученный ими не так давно в ускоренном порядке, что, с учетом гарантий их финансовой независимости, было не так удивительно.

И они отправятся обратно в Питер, но до этого отсидят лет эдак семь в комфортной французской тюрьме.

Не такой ужасный вариант, но что будет за эти годы с Иваном Ильичом? И, главное, на какие деньги они будут поддерживать его хрупкое здоровье?

– Да и я, сам вращаясь в этой среде, знаю, что за несносные, алчные и зачастую преступные личности попадаются там. У каждого свой интерес: у галериста – сбыть картину, у эксперта – сделать себе имя на легализации затерянного шедевра, у аукциониста – получить процент с миллионной суммы, у покупателя – стать счастливым обладателем шедевра, причем ему, покупателю, без разницы, оригинал это или подделка: разве картина станет от этого иной?

Не станет, изменится только ее восприятие, всего лишь.

– А у меня, кстати, есть в Париже своя небольшая галерея.

Ну да, в голове у Саши словно щелкнуло: именно в этом контексте она и слышала раз или два имя Хорста Келлерманна на вилле Арсон.

– Подделками торгуете? – не удержался Илья, и месье Келлерманн усмехнулся.

– А кто нет? Почти весь русский авангард на аукционах – подделки.

Саша и Илья переглянулись, а Хорст понимающе добавил:

– И отнюдь не обязательно ваши – на этом специализируется целая искусствоведческая мафия где-то в Прибалтике. Что же касается моего профиля… Я занимаюсь пока что не очень пользующимися спросом молодыми талантами. Но готов продавать подделки, которые принесут несоизмеримо больший доход: вам и мне.

Поднявшись и пройдясь по залу, Саша выглянула в окно: надвигался вечер, Ивана Ильича надо было кормить, купать и готовить ко сну.

– Я гарантирую вам солидный провенанс, и тогда у вас отпадет необходимость под каждую картину выдумывать свою отдельную правдоподобную историю, и вы сможете сосредоточиться на творчестве, семье и своем чудном сыночке…

Он бросил взгляд на копошащегося на полу и уже отчаянно зевающего Ивана Ильича.

– А вы дадите мне шедевры, которые мы будем бесперебойно, но в разумных пределах и с нужными интервалами поставлять на арт-рынок. Делить будем пятьдесят на пятьдесят.

– Ну, знаете ли… – задохнулся от возмущения Илья, и Саша поняла: и ведь гость, даже не добившись от них согласия, уже поймал их на крючок, раз они спорят о долях.

Однако ее занимало иное.

– Но почему появление картин с провенансом от вас и вашей галереи все облегчит? Уж лучше тогда поднапрячься и под каждую выдумывать новую, особую историю…

На две, три, пять выдумаешь – а на сто пять?

– Потому что, мадам, у моего деда, Хорста Келлерманна, в честь которого я был назван, имелась коллекция раритетных картин. Он был владельцем известного универмага в Гамбурге, более чем состоятельным человеком. Мой отец, наоборот, был бунтарем и поддерживал коммунистические идеи. Но их беда заключалась даже не в этом, а в нашем еврейском происхождении, которое после прихода к власти сами знаете кого стало для нас роковым.

Саша заинтересованно уставилась на Хорста Келлерманна-младшего.

– Коллекция дедушки была весьма разношерстной – и Ренуар, и масса всякой дребедени. Кстати, его любимым художником был Кампендонк. Думаю, как и вашим, месье?

Илья кивнул.

– И вашим, мадам?

Саша честно ответила:

– Кампендонка люблю, но все бы отдала за Макса Бекмана.

Немецкого гения направления новой вещественности – впрочем, она любила больше не его натюрморты, не потрясающие портреты и даже не величественные фантастические триптихи – хотя все это тоже.

А небольшое полотно «Перед балом-маскарадом», на которое могла в трепете смотреть часами, не уставая.

– О, Бекман у него тоже был! И знаете, что самое важное? Что факт наличия у моего деда солидной коллекции картин общеизвестен и документально подтвержден. От коллекции мне ничего не досталось, все разошлось по новым хозяевам, которым дед был вынужден под нажимом нацистов продать полотна, дабы иметь возможность выехать в Швейцарию, куда так и не попал: умер от инфаркта накануне разрешенной таки эмиграции из нацистской Германии. Мой отец к тому времени с ним уже напрочь разорвал отношения и не общался.

Внук владельца универмага в Гамбурге (и коллекции картин) добавил:

– Никаких точных сведений о том, из каких именно полотен состояла коллекция моего деда, не осталось: что-то он сам сжег накануне предстоящей эмиграции, а остальное было уничтожено во время войны. Но предположим, что… – Он сделал короткую паузу. – Что деду удалось вывезти пусть не все, но ряд картин в нейтральную Швейцарию. Такое вполне возможно. И что я, его внук и единственный наследник, продаю шедевры из коллекции своего деда!

Провенанс, как поняла Саша, был идеальный.

– Придется доработать детали, составить и выучить наизусть, во избежание противоречий, которые могут привести к ненужным неприятностям, каноническую версию, но это не проблема. Провенанс у меня есть, а у вас имеются шедевры. Ну или могут иметься.

И задал простой вопрос:

– Так почему бы нам не работать вместе?

Хорст (на «ты» они перешли после третьего кофе) требовал половину, но сошлись на тридцати процентах. Саша подозревала, что он был бы рад получить четверть или