«Я могу не пить!» – едва не вырвалось у Симонова, но наставник вовремя и незаметно ударил его локтем в бок – будто почувствовал намерение ляпнуть глупость.

– Думаю, традиция потерпит, – усмехнулся он.

– Ну, дык! – согласился с ним мужик, разливая самогон по мутным граненым стаканам. К счастью, не «с горочкой», как это было положено во время так называемых застолий и штрафных, а всего лишь до половины. – Даже бабы нас терпят, а традиция – сучество бесплотное и, если чо, по мордасам не надает.

– Философ, – одобрительно хмыкнул Кай.

– А то! – широко улыбнулся мужик, показывая желтые кривые зубы и темную дыру на месте левого клыка. – Значит, так. Я – Иннокентий Петрович, а это вот, – он указал на бородатого, – Мишаня.

– Михаил Тимофеевич, – гордо представился тот. – А Егорку мы уже упоминали.

– Кай, – просто сказал сталкер и предостерегающе глянул на спутника, словно намеревался, но не решался предупредить о возможной ошибке.

– Влад… – начал было тот, но тотчас добавил: – …лен Симонов.

– Да ладно те, Ленчик, – махнул рукой бородач. – Тебя-то мы враз срисовали, – но, несмотря на добродушный тон, парень ему не особенно поверил. Подумалось, что, если бы назвался коротким, а не полным именем, его непременно заподозрили бы в чем-то нехорошем.

– Ну, вздрогнули! – возвестил Иннокентий Петрович.

– Чтобы все! – откликнулся Михаил Тимофеевич.

Кай и Влад предпочли просто чокнуться с новыми знакомыми и никаких тостов не произносить. Эхо подхватило громкий дружный бздыньк и разнесло по туннелю.

Симонов теоретически знал, что необходимо выдохнуть перед тем, как пить залпом самогон, но, видимо, совершил какую-то ошибку, или его неверно проинформировали, а возможно, слишком много оказалось в стакане горючей жидкости. Воздуха перестало хватать уже на втором глотке. Кое-как допив, он тотчас вдохнул, и… почудилось, будто перед глазами полыхнуло, осветив все метро, а по жилам полился огонь, разом выгнав оттуда оставшийся после визита на поверхность гадкий озноб. Влад тотчас закашлялся и удостоился похлопывания по спине.

– Эх! Хорошо пошла! – крякнул Иннокентий Петрович. – Ты закусывай-закусывай. Сразу видно пагубное влияние непросвещенной, загнивающей и тупеющей остальной части подземки, которую даже звать совестно Метрополитеном имени Владимира Ильича Ленина.

С этим утверждением так и подмывало поспорить, но парень лишь сильнее стиснул челюсти, списав это желание на быстро подступающее опьянение.

– Так… – Иннокентий Петрович приподнял грязный манжет видавшей лучшие времена рубашки и глянул на часы – самые настоящие, механические. На серебристом, толстом ремешке располагался круглый циферблат с миниатюрными стрелками. По стеклу вилась извилистая трещина, но она вовсе не уродовала замечательный механизм, а выглядела уместным дизайнерским дополнением.

– А говорил, будто времени не знаешь, – заметил Кай.

– А он и не знает, – подал голос Егорка. – У него свое время, двадцать лет как вставшее.

– Много ты понимаешь, сопляк. Тебя в момент Катаклизма даже в планах не было, – упрекнул Михаил Тимофеевич.

– Нам трогаться пора, – не обратив ни на кого внимания, словно не услышав, сообщил Иннокентий Петрович. – Вы ж с нами, конечно же? – и, к вящей радости Влада, закупорил и убрал бутыль подальше, замотав в валявшееся на дрезине тряпье.

– Угу, – подтвердил Кай.

– Тогда это… – Иннокентий Петрович слегка замялся.

– За штангу, что ли, встать? – догадался Кай.

– Ну… это же справедливо будет, мы ведь дрезину сюда тащили, останавливали, вас увидев, да и вообще.

По мнению Симонова, справедливостью здесь и не пахло, а как раз наоборот. Мужики везли от Парка Культуры какие-то ящики и стройматериалы, нагрузив дрезину под завязку. Даже удивительно, что их было всего трое. По идее, конвой не помешал бы, да и тянуть эдакий груз – упаришься. Но то ли на линии все оказалось спокойно, то ли здесь витал дух авантюризма и исконно русской безалаберности.

– Легко, – откликнулся Кай, поднимаясь, а Владу шепнул, чтобы тот не дрейфил – станция уже совсем близко.

– Я бы лучше на своих двоих… – улучив минутку, зашептал парень.

– И нас обгонит эта троица? Нет уж.

Конечно же, он был прав. Мужики, уже рассчитывавшие скинуть на посторонних свои непосредственные обязанности, наверняка разозлились бы и в отместку наплели бы на Фрунзенской невесть что.

– Ух! Ну, вы прям… свои люди! – В глазах Иннокентия Петровича возникла самая настоящая искренняя благодарность. – Подсобили так подсобили!

– Прямо-таки спасители, – заметил Михаил Тимофеевич с тщательно скрытым неодобрением в голосе.

Егорка ничего не сказал, а ухватил фонарь, спрыгнул с дрезины и пошел вперед по путям. Его, наверняка, так и так не поставили бы к штанге.

Отсутствие расспросов и необходимости отвечать на них стало основной причиной, по которой Кай с ходу согласился на тяжелую работу. Правда, Влад понял это, лишь ухватившись обеими руками за перекладину, в верхнем положении едва не упиравшуюся ему в подбородок.

«Надо бы следить за ней внимательнее, а то, не ровен час, без зубов останусь», – подумал он.

Кай встал с противоположной стороны, ободряюще подмигнув, тоже ухватился за перекладину. Мужики подтолкнули, Симонов налег всем весом, опуская вниз тяжеленную штуковину, и дрезина тронулась. Работа очень быстро выгоняла из тела дурное опьянение. Приходилось тщательно следить за дыханием, и о том, чтобы вести разговоры, не могло идти и речи. Михаил Тимофеевич, поначалу попытавшийся спросить, откуда именно пришли сталкеры, лишь махнул рукой и остановился, пропуская дрезину вперед и дожидаясь Иннокентия Петровича.

Дрезина, натужно скрипя, катила по рельсам. Спина быстро взмокла, но непосильной работа больше не казалась. С ней вполне можно было примириться и даже получать удовольствие от монотонного приложения сил. Мужики о чем-то тихо переговаривались, идя сзади и даже не думая глядеть по сторонам.

– Так вот, я к ней, а Таисья… – донеслось до Влада, но он мысленно махнул рукой и принялся думать о вещах более прозаических, и в то же время гораздо более важных для него лично, чем чьи-то амурные дела.

Как быть дальше, он не знал. Вроде и давнюю мечту осуществил, а удовлетворения не испытывал. Даже, пожалуй, наоборот – стыд и разочарование. Ощущение, словно он долго шел по туннелю и забрел в тупик, усиливалось с каждым метром, приближавшим их к станции, заставляя едва ли не паниковать. Снова вспомнился Семен и его слова о сходных душах, которым противопоказано долго сидеть на одном месте; не давало покоя собственное обещание; разговоры Кая об ученичестве бальзамом растекались по душе. Наверное, даже не разъясни сталкер ему все на Тульской, парень плюнул бы на неловкость и напросился идти с ним и дальше – куда угодно, лишь бы вместе. Однако чем больше смотрел Влад на вроде бы совершенно безобидных мужичков, тем отчетливее понимал: убраться с Красной линии столь же легко, как попали на нее, вряд ли удастся. Наверное, именно потому Винт отказывался вести его сюда, а вовсе не из-за опасения, будто Симонов воспылает любовью к родине и останется на Фрунзенской навсегда. И Кай был абсолютно искренен, когда сказал о равноценности условий, хотя в тот момент землеройка казалась гораздо опаснее какого-то там перехода.