А Саймон? Служила ли ее любовь ему защитой? Ведь он любил и был любим. Как изменилась его жизнь после их встречи? Скорее всего очень изменилась, думала Энди. Ведь любовь как трава, которая, разрастаясь, забивает сорняки, захватывая все больше и больше пространства. Именно она отвратила Саймона от работы киллера. Любя, он старался (и Энди чувствовала, каких титанических усилий ему это стоило) раскрыться перед ней, впустить ее в свое сердце, скрытое непробиваемой броней от остального мира. Ему было удобнее одному, но ради Энди он был готов покинуть свое укрытие, став уязвимым.

Ради нее он вновь пошел на убийство, не считая это слишком высокой ценой за право находиться с ней. Он хотел лишь, чтобы ей не пришлось платить эту цену.

Она стояла тихо – ни вздоха, ни всхлипа. Но Саймон знал, что она у него за спиной: в таком маленьком домике все на виду. Саймон резко развернулся. Каждый его мускул был напряжен. Он постоянно находился в готовности к действию в случае угрозы Энди. Энди покачнулась, ее лицо побелело как полотно, и Саймон, в несколько больших шагов преодолев разделявшее их расстояние, схватил ее, обвил своими сильными руками.

– В чем дело? Тебе нездоровится? – Он поднял ее на руки и прижал к груди. Они вновь были близки. Из черных глаз Саймона, зачастую таких холодных, ушла отчужденность.

– Нет. Все хорошо. – Энди обняла его за шею и, прижав его к себе, прижалась к нему сама – казалось бы, в этих двух действиях нет отличия, однако оно есть – они разнятся по намерению. – Я люблю тебя, Саймон Гуднайт. Саймон Смит. Саймон Джонс. Саймон Браун. Саймон Джонсон, не знаю, кто ты есть на самом деле, но я люблю тебя.

И тут же Энди в его крепких объятиях почувствовала, как что-то растаяло у него в груди.

– Не знаешь, кто я на самом деле? Даже если мое настоящее имя Кларенс, Гомер или Перси?

– Ну, тогда придется все переосмыслить, – поддразнила его Энди, за что получила в качестве награды одну из его скупых улыбок.

– Кросс, – произнес он так просто, что Энди на долю секунды упустила значимость сказанного.

– Кросс? Что, правда? Не шутишь?

– Правда.

Она потерлась щекой о его плечо.

– Спасибо. – Сказанное им было проявлением высшей степени доверия. – Можешь отпустить меня. Я в порядке.

– У тебя был такой вид, будто ты собиралась упасть в обморок.

– Ничего страшного. Я просто поняла, как сильно люблю тебя. Именно это так потрясло меня. – Она прижалась губами к его щеке, наслаждаясь его запахом, прикосновением к его прохладной коже, под которой ощущалось горячее биение жизни.

Саймон поставил Энди на пол, но не разомкнул объятий – наоборот, привлек ее к себе ближе и, склонив голову, поцеловал. Энди поднялась на цыпочки, потянулась к нему и сомкнула руки у него на шее под воротником рубашки. Прижимаясь к нему, она почувствовала, как выпуклость у него в паху упирается ей в живот, рождая в Энди жгучую смесь возбуждения и предвкушения. Со времени их приезда сюда это произошло впервые. Они не занимались с Саймоном любовью, хотя и спали в одной постели. Ей не удавалось преодолеть отчуждение, наступившее между ними.

Теперь преграда рухнула. Саймон был с ней, в ее объятиях. Ее руки заскользили вниз по его груди, по животу и добралась наконец до джинсов. Расстегнув молнию, она обнаружила, что он уже в полной боевой готовности. Что-то удовлетворенно промурлыкав, Энди взяла в руки его пенис. Из горла Саймона исторгся громкий стон, от которого по ее телу пробежал трепет.

Он подхватил ее на руки.

– Кровать или диван? – спросил он.

– Кровать. – Кровать, кровать: ей нужно пространство, чтобы сделать ему все, что она хотела.

Саймон отнес Энди в маленькую, залитую солнцем спальню и бросил на широкую кровать, занимавшую почти все пространство комнаты. Энди со смехом стала стягивать с себя джинсы, Саймон, уже успевший раздеться, перешагнув через свою одежду, стал помогать ей.

Кроме джинсов, трусов и свободной майки, на ней ничего не было: слишком жарко. Стянув с нее майку через голову, Саймон тотчас накрыл ее груди ладонями.

– Какая прелесть, – пробормотал он, поглаживая ее набухшие соски большими пальцами.

Под его взором Энди чувствовала себя красивой, хотя никогда ранее не верила в это, как бы зеркало ни старалось ее разубедить. Даже выглядев на все сто, она ощущала себя дурнушкой. Только когда Саймон нежно и трепетно, как к прекрасной драгоценности, прикасался к ней, Энди чувствовала себя настоящей красавицей.

Саймон раздвинул ее ноги и лег между ними. Энди удовлетворенно вздохнула. Прелюдия бы ей не помешала, но быстрый секс устраивал тоже – ей нравились его напор и сила. Ее сомкнутые вокруг его бедер ноги подрагивали, затем ее тело подалось навстречу, и она вобрала его в себя целиком.

Волшебство. Занятие любовью с Саймоном с самого начала походило на волшебство. Ее тело воспарило от восторга и небывалого удовольствия. Они не просто занимались сексом – они занимались любовью, и это занятие так захватило Энди, что она забыла обо всем.

Без всякой прелюдии Энди достигла такого мощного оргазма, что улетела бы ввысь, если бы он не удерживал ее. Когда в голове прояснилось, а тело удовлетворенно расслабилось, она отдала Саймону долг, и наконец по его вдруг напрягшемуся телу пробежала дрожь, предшествующая кульминации.

Очнувшись после кратковременного сна, Энди вдруг вспомнила, что Саймон в этот раз не надел презерватив. Большинство мужчин были бы рады избежать такой необходимости, но Саймон не большинство, и Энди не знала, как это воспринимать: как его надежду на то, что у них могут быть дети? Ее сердце болезненно сжалось: есть раны, которые никогда не затягиваются.

– Я не могу иметь детей, – сказала она в пустоту и закрыла рукой лицо, чтобы не видеть разочарования Саймона.

– Я тоже, – спокойно ответил тот.

Она застыла на несколько секунд, опасаясь, что неправильно его поняла, но, отважившись взглянуть на Саймона увидела в его глазах нечто похожее на облегчение.

– Что? Что ты сказал?

– Я давно сделал вазэктомию. Вряд ли мои гены кому-то нужны.

Наверное, он прав, подумала Энди и разрыдалась. Будь прокляты эти мужчины. Ему ничего не стоило довести ее до слез. Но разве этот поступок не в его стиле? И не должен ли он был, по своему обыкновению, спокойно проанализировав ситуацию, сделать все, чтобы защитить мир от своего потомства, вполне возможно унаследовавшего бы ту особенную комбинацию генов, которая сделала его человеком, несущим смерть, но без его холодного расчета?

– Когда мне было пятнадцать, мне… мне пришлось сделать гистэректомию, – призналась Энди, не переставая рыдать. Встав, она вышла из спальни и достала салфетку, чтобы вытереть глаза, а заодно и все остальное. Потом намочила еще одно полотенце и принесла его Саймону.

– Я своими генами тоже не могу похвастаться, – сказала она, шмыгая носом. – Чтобы наставить меня на истинный путь, потребовалось чудо, но ведь чудеса редкость.