это способна? Я достаточно долго присматривала за собой, чтобы знать, куда ступать в тени, как вести себя в ней тихо.

Когда я потянулась к двери, он отпихнул мою руку и сам открыл ее. Он схватил меня за локоть, прежде чем позволить мне сесть.

― Не пытайся сегодня взять ситуацию под контроль.

― Ты не можешь контролировать мафию, ― ответила я. ― Они заражают кости города, распространяются, как рак, и никогда не умирают. Мы не поддаемся контролю.

― Ты знаешь, что я имею в виду, ― сказал Ром в мои волосы, его глаза были закрыты, как будто его разочарование исчезло бы, если бы он мог просто не видеть меня.

― Я знаю, что ты хочешь, чтобы сделала то, на что я не способна. ― Я вырвала свою руку из его хватки и сильно хлопнула дверью перед его лицом.

Все хотели сказать мне, что делать, кем быть, как приманивать, как делать мою работу. Я делала это для них годами. И показала, что более чем способна, и все равно мне снова и снова указывали, что делать.

Было бы так, если бы я воспитывалась с матерью?

Ром завел машину, и я вцепилась в его мускулистую руку, когда новая мысль пронзила меня.

― Сначала мне нужно домой.

― Домой? ― спросил Ром, приподняв бровь.

Я стиснула зубы. Не хотела говорить ему, что его дом начинает казаться моим, что мне нравится сидеть с ним взаперти, особенно когда мне делают массаж ног, а я читаю ему Эдгара Аллана По на диване.

― Твой дом, Ром. ― Я закатила глаза. ― И дай мне свой телефон. Я обзвоню всех мужчин.

― Сначала мы должны поговорить об этом.

― Как ты говорил о том, как Джорджи знал моего отца?

Когда он вздохнул в знак поражения, я схватила его телефон и отправила групповое сообщение Данте, Кейду и Бастиану, что мы направляемся домой, чтобы быть там через двадцать минут. Никаких отговорок.

Мое сердце стучало быстро и громко, как будто ему наконец-то было ради чего биться. Единственной вещью, которая так будоражила его, был Ром, и когда я смотрела на него сейчас, мне хотелось кричать.

Эти годы они все скрывали от меня более чем достаточно. Марио позволял мне присутствовать на некоторых встречах, но никогда на всех важных.

Я была инструментом, а не членом.

Для них я была просто женщиной и вдруг отчетливо поняла, что больше не хочу быть такой.

Мое будущее не было связано с ними. Они этого не позволяли, и теперь я увидела, насколько глупой была моя мечта стать одной из них.

Ром припарковал машину под окнами своей квартирой, и мы поднялись на лифте на его этаж.

― Что тебе нужно от меня, Каталина? Ты хочешь, чтобы я прикрыл тебя, когда мы войдем туда?

― Делай то, что ты всегда делал. ― Мой голос прозвучал чужим для меня, холодным и отстраненным. ― Будь частью семьи.

Он схватил меня за руку, чтобы не дать мне дойти до его двери.

― Я никогда не был частью семьи. Я их убийца. Двоюродный брат, а не брат. У меня есть цель, как и у всех остальных. Без этой цели ты умрешь.

― Тогда что такое mi famiglia, а? ― Толкнув его в грудь, я уставилась на него, на глаза навернулись слезы. ― Куда мы без нее? Одна нога в семье означает, что у нас нет ног. Мы либо есть, либо нет.

― Мы принадлежим тем людям, которых в итоге любим. Ты создаешь свою собственную семью. Ты вписываешься в нее.

― Что ж, будет интересно узнать, позволит ли мне моя собственная семья, та, что создала меня, принадлежать к ней.

Я оттолкнула его, но он не отпустил меня. Его рука на моей руке не разжалась, и мой адреналин выплеснулся так быстро, что я схватила лезвие под моей рукой и приставила его к его горлу. Ром увидел, что нож приближается, и уже наклонил голову. Вероятно, он мог бы вырвать его из моей хватки прежде, чем нож дошел бы до его шеи.

Я приподняла бровь и прошептала:

― Ты балуешь меня? Позволяешь мне приставить нож к твоей шее? Думаешь, это заставит меня дважды подумать о своих действиях сегодня вечером?

― Я даю тебе право на выражение своих эмоций. Ты заслуживаешь этого.

Я вонзила острие в него, и он поморщился, когда из пореза потекла кровь. Его татуировка будет порезана из-за меня, в шрамах от моего гнева.

― У меня есть право, независимо от того, даешь ли ты или кто-то другой, Ром. ― Я отшатнулась и забрала свой нож с собой.

Когда я повернула ручку двери к нему, она поддалась. Бастиан и ребята уже были там.

Войдя внутрь, я поняла, что выгляжу неважно. У Кейда отвисла челюсть, рука вместе с телефоном безвольно повисла, а Данте выругался, тут же встав и подойдя ко мне. Он выхватил нож из моих рук и заключил меня в объятия.

Я не ответила на его объятия. Я уставилась на короля семьи Арманелли.

Взгляд Бастиана был таким же непоколебимым, как и мой.

― Каталина.

― Бастиан, ― ответила я тем же тоном.

Два лидера, враги, капитаны одной армии, изучали друг друга, прежде чем сразиться. Некоторые могли сесть и вместе насладиться трапезой, обсудить свои возможности и даже принять решение о честном поединке.

Бастиан внимательно изучал меня, словно я была новым грозным противником. До этого он обнимал меня, держал под руку и впускал в свой дом. Готовил мне ужин, оставлял меня без присмотра, доверяя мне, тыкал пальцем в дырки моих носков.

Теперь его внимание всецело было на мне. Я больше не была для него красивым, полезным инструментом, а была угрозой. Впервые я увидела уважение и страх, которые, должно быть, внушала ему моя родословная.

Мало кто обращал внимание на мою красоту. Это было то, что я выставляла напоказ, то, что я умела преувеличивать. Сегодня вечером каждый из них увидит мой ум вместо этого, и поймет, что я была частью их мафии не только как приманка.

Данте прошептал мне на ухо:

― Мы тренировались для этого. Помнишь? ― Каждый раз, когда он избивал меня на тренировочных матах в спортзале, он протягивал руку. ― Каждое из этих поражений готовит тебя к тому, чему ты должна научиться. Каждое падение делает тебя сильнее, чем того, кто