class="p1">— Ах ты самовлюблённый старый хрен, — проговорил Денвер. — Ты вообразил себя лучше нас всех из-за своего непомерно раздутого таланта? Ты решил, что с тобой контачит некий благостный бог тёмных измерений? Ты ошибся, жопоголовый мудак. Это всего-навсего крупнейший из Акишра. Магнус. Он с тобой играет. Он поддерживает в тебе иллюзию свободы действий, а сам то натягивает нити, то ослабляет. Он переместил тебя сюда. Он манипулировал тобой так, чтобы привести тебя в Лос-Анджелес. О да. Та самая тварь, которую ты призывал на Мокруху. И что, хочешь её сюда притащить? Сейчас? Ты выжил из своего напыщенного умишка.

— Хочу, — каркнул Эфрам. Лицо его побелело. — Да. Если уж на то пошло, да. И пускай он исцелит нас всех.

И он произнёс ещё три слова.

Потолка не стало. Он сперва сделался прозрачным, а потом полностью истаял. Вместо него появился дым, словно бы живой, созданный из десятка тысяч микроскопических безвеких глаз. Констанс почудилось, что в контурах дыма она узнаёт человеческие фигуры, захваченные вихрем, будто птицы бурей. Прямоугольник потолка рассеялся, уступив место бесконечной вышине захламлённого ожившего неба. С него низвергалась сверкающая всеми цветами радуги туша твари, которая прежде играла роль Безымянного Духа. Акишра-Магнус медленно снижался к ним. Констанс он показался похожим на исполинского пластилинового кальмара, чья верхняя часть терялась в курящейся плотным дымом черноте беззвёздного пространства; монстр втягивал некоторые щупальца, другими сучил, и окутанный полипами, сияющий по краям, мерзко-липкий огромный рот его постепенно открывался.

По комнате пронёсся мощный порыв ветра. С ним пришли рёв и запах перегретой электропроводки, и воздух наполнился статическим электричеством, так что у Констанс волосы встали дыбом, а «Безымянный Дух», астральная тварь, сделавшая Эфрама своей марионеткой, снизился и завис над госпожой Штутгарт, окружив её своей тонкой полупрозрачной мембраной. Но старуху было видно сквозь дымчатую плёнку, и вдруг она освободилась от бремени — клубок Акишра сорвало с её головы. Старуха залилась слезами благодарности... и её лицо начисто содрало с черепа, потянуло вверх, но глаза на миг задержались в глазницах, отразив ужас и ошеломлённое понимание. Тут череп взорвался, и Эльма Штутгарт превратилась в кучу плоти и костей.

Денвер меж тем медленно пятился от неё, таща за собой Палочку-Выручалочку.

Кровать, сложенная из человеческих обрубков, подскакивала от проходящего через воздух комнаты электричества, разламывалась на части, дёргалась от рефлекторного возбуждения полусгнивших нервов, отплясывая спазмическую тарантеллу разъединённых телесных обломков. Констанс стояла у двери, не в силах двинуться с места, парализованная неподъёмной психической тяжестью зрелища.

Она видела, как Эфрама трясёт и выкручивает, а глаза его закатываются на лоб. Магнус втягивал его в себя. Эфрам сопротивлялся, перекрикивая ревущий ветер словами, которые Констанс узнала: как-то вечером он заставил её читать вслух Ницше.

— Красота сверхчеловеческого естества...

Он задохнулся, набрал воздуха и завопил снова:

— ...явилась мне, как тень...

Вцепился в дёргающуюся ногу, бывшую частью кроватной рамы, потом вроде бы принял решение и отпустил её, чтобы закончить цитату:

— ...что мне теперь боги!

Эфрама медленно, неторопливо втягивало в утробу Магнуса. На черепе и шее его открылись новые раны, оттуда полилась кровь. Сотнями маленьких потоков вытекали из его тела кровь и мозг, а душу выжимал ненасытными щупальцами повелитель Акишра.

Вот исполинская пасть устремилась к нему. Констанс показалось, что она уловила смутное видение: единственное опалесцирующее око со щупальцами вместо ресниц, фрагмент лица, искажённого отчаянием, облик существа, которое давным-давно, тысячелетия назад, было человеком, а ныне, полуразрушенное, истерзанное, мучилось невыносимым, гложущим, неутолимым, бессмысленным голодом в бездонной межзвёздной пустоте.

Эфрам тоже заметил это лицо и, кажется, понял, что ему суждено. Он снова принялся кричать и барахтаться, стремясь вырваться. Лицо его исказила гримаса: он пытался оторвать чудовище от себя силой своего таланта. Но то без особого труда подтянуло его ещё ближе. Констанс стало почти жалко Эфрама... и её потащило следом за ним, пронзило электрическим разрядом Награды, повлекло в утробу Магнуса: тяга эта передавалась через Эфрама, но исходила от самого властелина Акишра. Раз она связана с Эфрамом, то и уйти должна вместе с ним. Так просто. Приговор не обсуждается...

Нет, уходи, дорогая. Больше, чем меня, оно жаждет тебя. Ступай, донёсся из ниоткуда голос Эфрама. Найдём же слабое утешение, разочаруем его хоть немного.

Она ощутила, как Эфрам отпускает её. Ментальные пальцы соскользнули с панели управления её мозгом. Она почувствовала холод, тошноту, тоску и облегчение.

Эфрам ещё раз попытался вырваться. Крикнул:

— Ich bin der Übermensch![64]

Услыхав это, кто-то рассмеялся, но она не видела, кто именно.

Потом Эфрама утянуло в пасть Духа.

Констанс снова обрела способность передвигаться. Она развернулась, дёрнула негритянку, поднимая её на ноги. Денвер и Палочка-Выручалочка давно уже сбежали из комнаты. Констанс тащила стонущую девочку против ветра, в холл.

Ветер ревел, хлопал дверью, туда-сюда, туда-сюда, то открывал, то закрывал. Денвер и слуга его жены выжидали на безопасном расстоянии. Палочка-Выручалочка рыдал, тихо повторяя:

— Эльма... Эльма...

Констанс почувствовала, как Эфрама разрывает на части, ощутила вспышку высвободившейся ненависти: своей. И страдание: его. Её собственная скрытая ненависть, его тайное страдание. Она взвизгнула, как разъятая на столе вивисектора кошка, оскалилась на Больше Чем Человека — приготовилась прыгнуть на него и перегрызть Денверу глотку.

И тут тяжесть, подобная наваленной горе, исчезла. Её не стало.

Из комнаты за спиной Констанс раздались два омерзительных хлюпающих звука. Это обвалились на пол из воздуха два человеческих тела, забрызгав комнату, обломки кровати и труп белого мальчика кровью и дерьмом. Констанс оглянулась. Комната опустела, если не считать гротескной кучи обломков кровати и более свежей, ещё дымившейся, груды перемешанных до неузнаваемости останков пары тел. Потолок водворился на место, как и затянувшая углы паутина. Безымянный Дух, Магнус, Акишра, богоподобный хищник астрального измерения, ушёл. Пока что. Он отступил и залёг в засаде.

Я бы радоваться должна, что Эфрам сдох, подумала вдруг Констанс и слабо улыбнулась. И, едрит же ж вашу мать, я радуюсь. Я чертовски радуюсь.

В ней толчками закипела лютая ярость. Она аж закачалась, пол словно бы ушёл из под ног, хотя в действительности в доме воцарилось относительное спокойствие. Она медленно развернулась ко входной двери. Это легко, сказала она себе. Просто иди. Ни о чём не думай. Уходи.

— Нет, — сказал Больше Чем Человек. Он достал из кармана плаща пистолет. Щупальца той твари у него в голове сделались невидимы, но Констанс знала, что они на месте и взведены, подобно