Революционные события в Западной Европе (в Испании, Италии, Греции), усиление аракчеевской реакции в России, безуспешность собственных акций все более убеждали Тургенева в том, что от самодержавия ждать реформ нельзя. Однако идея военного восстания, которая постепенно завоевывала все большую популярность среди будущих декабристов, особенно в Южном обществе, была органически чужда Тургеневу. Он всегда оставался либеральным политическим деятелем, реформатором, знатоком хозяйства и законов, а не военным заговорщиком. Как показывал на следствии декабрист Оболенский, Тургеневу предлагали в 1823 г. пост одного из директоров Северного общества, но он отказался. По другим показаниям, в 1824 г. Тургенев намечался в состав «временного правления» (правительства), которое предполагалось создать в случае успеха государственного переворота[161]. Когда весной 1824 г. Пестель приехал с юга в Петербург с проектом объединения обществ и со своими аграрными идеями, он прежде всего попытался (правда, безуспешно) склонить на свою сторону Тургенева.

В апреле 1824 г. Тургенев получил длительный отпуск вместе с чином действительного статского советника и солидной денежной наградой и выехал «для поправления здоровья» за границу. В Англии он занимался изучением политических и правовых учреждений страны. Его дневники и письма показывают, что в первые месяцы после декабрьского восстания он плохо понимал смысл и масштабы событий в России. Для него было неожиданностью и большим потрясением, когда к нему явился секретарь русского посольства и объявил ему предписание правительства явиться в Петербург на суд. Сославшись на нездоровье и на то, что он представит свои объяснения в письменном виде, Тургенев отказался ехать.

Объяснения вызвали у Николая I и членов следственного комитета ярость: Тургенев утверждал, что не участвовал ни в какой деятельности против правительства, тогда как в их глазах он был одним из самых опасных заговорщиков. Правительство безуспешно пыталось добиться у Лондона выдачи государственного преступника. Семья Тургеневых жестоко пострадала. Александр был вынужден оставить службу и забыть о карьере. Сергей подозревался в соучастии и был вызван из Италии, где находился на дипломатической службе, в Петербург. Правда, вызов был отменен, но он тоже потерял свой пост, а вскоре заболел душевным расстройством и в 1827 г. умер. Жуковский, который был воспитателем цесаревича (будущего Александра II), и другие влиятельные друзья пытались добиться у Николая I прощения Н. И. Тургеневу. Эти хлопоты продолжались шесть лет и окончились неудачей.

Оправдательные записки Тургенева, которые он писал царю, оставались неизвестными до начала XX в., но их основное содержание воспроизведено в книге «Россия и русские», вышедшей на французском языке в 1847 г. В России она была впервые опубликована (неполностью) лишь в 1906 г. Трактовка Тургеневым декабристского движения и его собственной роли в нем вызвала резкую критику со стороны участников тех событий. Тургенев изображал все движение как забавы взрослых шалунов» (так Пушкин назвал ранние петербургские сходки дворян-фрондеров), отрицал даже само существование тайных обществ после 1821 г. и их роль в декабрьском восстании. Он требовал, чтобы к его собственной деятельности патриота, просветителя, реформатора подошли с меркой законов буржуазно-демократических государств Западной Европы. В условиях царской России это было по меньшей мере наивно. Его записки и главы книги воспринимаются скорее как искусные адвокатские речи, а не как зрелые политические выступления. Недаром рыцарь декабризма Сергей Волконский сетовал на то, что по воле случая за границей в момент восстания оказался Тургенев, а не Пестель, который тоже намеревался поездить по Европе: «Он был бы жив и был бы в глазах Европы иным историком нашему делу, чем Николай Тургенев…»[162].

Возможно, что так. Но заслуги Н. И. Тургенева в русском освободительном движении нам несравненно важнее, чем его слабости. Мудро звучат его слова об исторических оценках подвига декабристов: «Если бы мы пожелали теперь проникнуть в тайны будущего и предугадать суждение русских потомков о драме, развернувшейся на глазах наших современников… то, не будучи пророком, можно сказать заранее, что это суждение почти не будет походить на то, которое было произнесено в наши дни. Перед потомством предстанет возвышенная цель, которою руководились участники этой драмы, бескорыстные усилия и самоотверженная преданность тех, кто стремился к этой цели. Если и скользнет какая-нибудь тень по этой картине, то она исчезнет перед величием предпринятого тогда дела, перед блеском принесенной жертвы; и через сто лет эшафот послужит пьедесталом для статуй мучеников»[163].

Политический изгнанник

В Ленинграде, в Пушкинском доме (Институте русской литературы Академии наук СССР), автор с душевным волнением рассматривал документ из архива Тургеневых. Рукопись по-французски, на пяти двойных листах, мелкий, сначала четкий, потом все менее разборчивый почерк Николая Ивановича Тургенева…

«27 февраля 1850 г. Мои дети не увидят и, вероятно, не узнают Россию. По всей видимости, они не научатся говорить по-русски. У них не будет случая, и, я думаю, они не будут искать его, чтобы узнать русских и, тем более, Россию…»

Так начинаются автобиографические записи, в которых Тургенев собирался рассказать своим детям о роде Тургеневых, о своем отце Иване Петровиче, о покойных братьях. Пронзительно грустные слова… Показательна дата: именно в это время режим Николая I казался особенно прочным, а сам он вечным на царском престоле. Это были годы, последовавшие за поражением революций 1848–1849 гг., в подавлении которых царизм сыграл роль европейского жандарма. Надежда когда-либо увидеть родину казалась Тургеневу призрачной.

Первые годы изгнания Тургенев провел в Англии. Революция 1830 г. дала ему возможность поселиться во Франции. Осенью 1831 г. он приехал в Париж и жил там до конца своих дней. Материальные средства, и отнюдь немалые, он имел за счет доходов от имений в России. В 1833 г. Тургенев женился на девушке из франко-итальянской семьи. У него было четверо детей. Семейная жизнь сложилась счастливо и внешне выглядела как жизнь состоятельного французского рантье. Политические взгляды Тургенева с годами становились все более умеренными. Он довольно легко примирился с победой реакции и воцарением Наполеона III.

Но «старый Тургенев», как называл его Герцен, сохранил главный идеал своей жизни – мечту об освобождении русских крестьян. Активно включившись после 1855 г., после смерти Николая I, в полемику об условиях отмены крепостного права, Тургенев оказался далеко не на левом фланге движения. Как и в молодости, он не возражал против освобождения крестьян без земли, рассчитывая на превращение крепостнического помещичьего хозяйства в капиталистическое, основанное на наемном труде. Тургенев выступал как против сохранения остатков феодальной зависимости в деревне, так и