потому, что мы с ним себя плохо вели, нет. Он с самого начала потребовал от всех, включая преподавателей, чтобы к нему обращались исключительно на «вы» и полным именем-отчеством-фамилией: Крюков Матвей Дмитриевич, и никак не иначе! Говорил о себе только во множественном лице и держался настолько высокомерно, что за первое же занятие был возненавиден всеми присутствующими, включая преподавателей. Зоя, одна из моих новых подруг, сразу окрестила его «Царевичем», а я — «Пухляшом». Наташа, третья ученица, правда, предложила свой вариант: «Засранец», но мы потом решили, что это уже слишком.

В общем, все хорошо.

В колледже у нас шла рутина, до конца семестра времени вагон, беспокоиться не о чем. Соседи сдержанно-спокойно отнеслись к таким новостям, подруга — позитивно. Нина с интересом полистала мои конспекты, но с горьким вздохом констатировала, что для нее подобное обучение совсем затруднительно, так что лучше она побудет пассажиркой. Да и дачи у них нет.

А вечером, когда мы с бабушкой поужинали и наслаждались законным отдыхом, в комнату постучали.

Оказалась, Варфоломеевна:

— Юдифь Георгиевна дома?

Вид у соседки был настолько непривычно смущенным и даже подавленным, что я молча сделала шаг назад и позвала:

— Ба, это к тебе!

Бабушка отложила книгу и вышла к нам.

— Юдифь, Георгиевна, простите, ради Бога, а можно спросить?

— Слушаю.

Я отошла назад, к своему креслу, и обратилась в слух.

— Кто такие «шептуны»?

Я остолбенела, а вот бабушка поступила иначе — посторонилась и указала гостье на диван:

— Присаживайтесь, разговор будет долгим.

Они уселись.

— Прежде всего, с чего такой интерес?

Аннушка вздохнула:

— Дело давнее. Было мне годков сорок, когда Ильюша попивать начал. Вот подруги мне и посоветовали, пойти к «бабушке» и заговорить мужика от пьянства. И телефончик дали, змеищи заботливые!.. Да… бабушке я все-таки позвонила. Звали ее Вовановной. Мы встретились, она над водой пошептала, дала мне баночку, велела мужику споить потихоньку. А потом вдруг говорит: «Смотрю, дар у тебя, Аннушка, имеется, а мне как раз ученица нужна, срок подоспел знания передать. Хочешь, стать, как я?»

Я говорю, мол, дело новое, интересное. Если таланту Бог отсыпал, то грех не развить. Она мне дала книжечки, такие, самодельные, на машинке перепечатанные, да суровой ниткой сшитые. Я почитала, попробовала по мелочи. Сначала все было хорошо, а потом — бац! Илья уже не попивать начал, а пить по-черному, руки распускать. Я туда-сюда… Кто-то посоветовал мне к Ксении Петербургской сходить, свечку поставить. И там одна старушка сказала, что обманула меня Вовановна, не учебники дала, а какие-то грехи на меня сбросила. Я испугалась, книжки те сожгла и лет десять к Вовановне даже на три района не приближалась.

А потом Перестройка, все такое. Я на курсы к экстрасенсу сходила, но там оказалось разводилово: денег взяли, а ничему не учили. Но ведь тянет по-страшному!.. Хочется знать и уметь, прямо мочи нет!

А тут вдруг Вовановна, как снег на голову: сама меня нашла, на улице подошла, кается, что тогда бес попутал, клянется, что теперь по-настоящему в ученицы возьмет. Мол, срок ее подошел, а без учеников на том свете ей тяжко будет.

— И что?..

Баба развела руками:

— Стремновато, Юдифь Георгиевна. Кто один раз обманул, второй раз непременно обманет. Да и… странная она сейчас какая-то, тогда двадцать рубликов за банку майонезную воды взяла, а сейчас бесплатно учить предлагает. Лебезит, улыбается… а у меня от ее слов на душе кошки скребут, от ее улыбки — передергивает. Как в пропасть смотрю…

Бабушка кивнула:

— Бог с тобой, Анна Варфоломеевна, слушай. Дело-то и впрямь может быть нехорошее…

Бабушка рассказала соседке все про шептунов. Та внимательно слушала, уточняла. Было видно, что ей с каждым бабушкиным словом становилось все страшнее:

— Неужто так и живет, одна-одинешенька?!

— Да, уж сколько лет. Ни семьи, ни друзей. Помрет — никто о ней доброго слова не скажет. Да и посмертия нее не будет. Какой смысл в этом?.. Деньги делать? Так их и по-другому делать можно, без греха и без погибели души.

Анна помолчала, подумала:

— Я правильно поняла, что ваша семья с ней сталкивалась?

— А то, — бабушка кивнула, — еще мой дед с ней повздорил, а она до сих пор обиду помнит. Хотя в том вины деда нет — сама себе буратина оказалась, по-дурному поступила, вот и огребла.

— Так, может, Юдифь Георгиевна, — Анна вскинулась, — в этом-то и все дело? Что я ваша соседка, она могла давно узнать. Я тайны тогда не делала, в мыслях не держала, что какие-то неожиданности могут быть. Уж больно внезапно она появилась, да слишком настаивает. Что, кроме меня талантливых нет? Да десятками набегут, только свистни! Ан нет, она до меня докапывается. Подозрительно…

— Возможно, — ба пожала плечами, — нас недавно тишком да стороной предупредили, что она нас поминала. Так что, все может быть, все может быть…

— И что же делать?

— Вы, Анна Варфоломеевна, ведь просто можете за ту подлость дуться, верно? Вот и откажите. Мол, как не божись, а веры тебе больше нет. Да еще скажите, что муж тогда избил, а сейчас совсем убьет, а вам жить охота. Против мужа жене вставать не пристало. Может, и отстанет.

— А если не отстанет?..

— Вот тогда и думать будем.

* * *

Учеба шла ровно, как в колледже, так и в автошколе. На вторую неделю обучения нас посадили за руль. Теперь о поездках на дачу пришлось забыть: в будни мы изучали теорию, а в выходные — ездили на практике. Бабушка в субботу съездила одна, но решила, что пока дачу следует закрыть на зиму и уже ждать весны. Разве что поедем как-нибудь на пару часиков, проверить, как все там, да за овощами.

Вечером в субботу все и началось.

Я только вернулась с урока вождения и переводила дух, когда в двери громко постучали. Оказалось, Варфоломеевна:

— Юдифь Георгиевна, вы дома?

— Да, а что случилось? — ба открыла дверь.

На соседке лица не было:

— Я хотела за хлебом сбегать, к ужину, открываю дверь в подъезд, а там!!. - и чуть не за руку потянула бабушку за собой, — пожалуйста, взгляните!!!

Ну, делать нечего, мы пошли.

— Мда… — бабушка разглядывала высокохудожественную композицию в стиле «вуду», расположенную перед дверями в квартиру так, чтобы было не обойти.

Ага, именно! Пентаграмма, нарисованная мелом, в центре которой — растерзанная кошка, какие-то огарки, кости и мусор…

— Ба? Когда я возвращалась, такого ничего не было! Подкинули совсем недавно!

— Надо позвонить, — бабушка развернулась, — Анна, постойте у дверей, посторожите, чтобы никто