Однажды, когда возвращался с охоты в сопровождении всадников, он подскакал к фонтану. А рядом стояла молодая арабская девушка, которая собиралась взвалить себе на плечи мех, в который она только что набрала воды из фонтана. И эта молодая арабка была наделена Создателем очаровательными размерами, пропорциями и грудью, отлитой по образцу совершенства, а в остальном она была похожа на луну в полнолуние.

В этот момент своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

ДЕВЯТЬСОТ ДЕВЯНОСТО ВТОРАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Когда однажды он возвращался с охоты в сопровождении всадников, подскакал к фонтану. А рядом стояла молодая арабская девушка, которая собиралась взвалить себе на плечи мех, в который она только что набрала воды из фонтана. И эта молодая арабка была наделена Создателем очаровательными размерами, пропорциями и грудью, отлитой по образцу совершенства, а в остальном она была похожа на луну в полнолуние.

И когда молодая девушка увидела прибытие блестящего отряда всадников, она поспешила поднять мех на плечи и удалиться. Но поскольку в спешке ей не хватило времени, чтобы как следует завязать его, когда она сделала несколько шагов, завязки ослабли и вода потекла из меха широкой струей. И девушка закричала, повернувшись к дому своему:

— О отец, отец, держи мех! Он меня не слушается! Я больше им не повелеваю!

И эти три фразы были произнесены молодой арабкой с такой очаровательной интонацией, что халиф в изумлении остановился. И пока молодая девушка, не видя приближающегося отца, снимала мех свой, чтобы окончательно не промокнуть, халиф подошел к ней и спросил:

— О юница, из какого ты племени?

И она ответила своим восхитительным голосом:

— Я из племени Бану Килаб[110].

И аль-Мамун, который очень хорошо знал, что племя Бану Килаб было одним из самых благородных среди арабов, захотел поиграть словами и заодно испытать молодую девушку, и он сказал ей:

— И что ты скажешь, о прекрасное дитя, о своей принадлежности к племени сыновья собак?[111]

И девушка, насмешливо посмотрев на халифа, ответила ему:

— Ты в самом деле не знаешь истинного значения слов? Так узнай, о незнакомец, что племя Бану Килаб, в котором я родилась, — это племя щедрых и безупречных людей, которые умеют быть великодушными по отношению к чужеземцам и в то же время умеют, если нужно, наносить точные сабельные удары. — Затем она добавила: — А ты, о всадник, не из наших мест. Расскажи о своем происхождении!

И халиф, все более и более удивляясь языку этой арабской юницы, сказал ей, улыбаясь:

— Так ты, о прекрасное дитя, в дополнение к твоим чарам обладаешь познаниями в генеалогии?

И она ответила:

— Ответь на мой вопрос — и ты узнаешь.

И аль-Мамун, немного задетый этим ответом, сказал себе: «Я действительно хочу посмотреть, знает ли это арабка о моем происхождении».

И он сказал ей:

— Знай, что я из рода Бану Мудар Красный[112].

И молодая арабка, которая очень хорошо знала, что это название рода Мударов произошло из-за красного кожаного шатра, которым в свое время владел Мудар ибн Низар, основатель племени Бану Мудар, совершенно не удивилась словам халифа и ответила ему:

— Хорошо, но скажи мне, ты из какой ветви племени Бану Мудар?

И он ответил:

— Из той, что является самой прославленной его ветвью, овеянной великой славой предков, и самой уважаемой среди Бану Мудар Красный!

И она сказала:

— Значит, ты из племени Бану Кинана[113].

И удивленный аль-Мамун ответил:

— Это правда! Я из великого племени Бану Кинана!

А она улыбнулась и спросила:

— Но к какой ветви Кинанидов ты принадлежишь?

Он же ответил:

— Той, чьи сыновья самые благородные по крови, самые чистые по происхождению, люди щедрых рук и в то же время самые опасные и почитаемые среди своих собратьев!

И она сказала:

— Судя по этим особенностям, ты из Курайшитов[114].

И аль-Мамун, все более и более изумляясь, ответил:

— Ты говоришь верно, я из Курайшитов.

И она продолжила:

— Но Курайшитов много. Из какой ты ветви?

Он же ответил:

— Я от того, на кого пришло благословение!

И тогда девушка воскликнула:

— Клянусь Аллахом! Ты потомок Хашима аль-Кураши[115], прадеда пророка — да пребудет над ним мир и молитва!

И аль-Мамун ответил:

— Это правда, я Хашимит.

Она же спросила:

— Но из какой семьи Хашимитов?

И он ответил:

— Из той, которая находится выше всех, которая есть честь и слава Хашимитов и которой поклоняются все правоверные на земле!

И молодая арабка, услышав этот ответ, внезапно поклонилась и, поцеловав землю между рук аль-Мамуна, воскликнула:

— Почет и уважение эмиру правоверных, наместнику Владыки миров, славному аль-Мамуну Аббасиду!

И халиф был поражен и глубоко взволнован, и, исполненный невероятной радости, он воскликнул:

— Клянусь Создателем и заслугами моих славных предков! Я хочу, чтобы эта замечательная юница стала моей женой! Она самое дорогое достояние, записанное в судьбе моей!

В этот момент своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

ДЕВЯТЬСОТ ДЕВЯНОСТО ТРЕТЬЯ НОЧЬ,

она сказала:

Клянусь Создателем и заслугами моих славных предков! Я хочу, чтобы эта замечательная юница стала моей женой! Она самое дорогое достояние, записанное в моей судьбе!

И он тут же позвал отца девушки, который был не кем иным, как шейхом ее племени. И он попросил у него отдать ему в жены эту замечательную юницу. И, получив его согласие, он предложил ему в качестве приданого за его дочь сумму в сто тысяч золотых динаров и отписал ей доход от налогов со всего Хиджаза за пять лет.

И брак аль-Мамуна с благородной девушкой отмечался с размахом, которого никогда не было ранее, даже во время правления аль-Рашида. А в первую же брачную ночь аль-Мамун высыпал в честь своей матери на голову этой прекрасной юницы тысячу жемчужин, которые хранились на золотом блюде. И в их брачном чертоге он сжег огромный факел из серой амбры, который весил сорок мин[116] и был куплен на сумму, полученную от ежегодных налогов с Персии.

И аль-Мамун стал для своей арабской жены сердцем ее жизни и ее радостью. И она родила ему сына, которого назвали Аббасом.

И она была причислена к числу самых удивительных, образованных и красноречивых женщин ислама.

И, рассказав эту историю, богатый молодой человек сказал своим слушателям, собравшимся в его библиотеке:

— Теперь я поведаю вам еще одну историю из жизни аль-Мамуна, но совсем из другой области.

НАСТОЙЧИВОСТЬ КАК