– Да, всё.

– И про твои отношения она тоже знает?

– Она знает абсолютно всё, Джейк, – кажется, она медлит и что-то обдумывает, и я оказываюсь прав, потому что Ребекка добавляет: – Кроме тебя.

– Значит, уже не всё.

– Это временно. Когда идёт терапия, я не звоню, чтобы не беспокоить.

– И что ты расскажешь и объяснишь?

Ребекка жмёт плечами.

– Правду, как есть.

Не знаю, как на месте матери, но я бы не хотел знать про связи своей дочери. Ладно, возможно, хотел бы, но только чтобы знать, на кого направлять дуло пистолета.

– Как это вообще можно объяснить?

Ребекка поднимает голову и её бровь иронично ползёт вверх.

– Забавно, что я слышу это от тебя.

– Да, у меня тоже есть принципы, – усмехаюсь, закатив глаза.

– Какое-то двуличие с твоей стороны, ты не девственник с колечком непорочности на пальце.

– Ладно, если у меня когда-нибудь будет ребёнок и это будет дочь, хочется, чтобы она думала, с кем крутится.

– Не буду спрашивать, надо ли, потому что надо, ты мне кое-кого напоминаешь. Дам бесплатный совет. Не лезь в жизнь своей дочери и даже не пытайся ставить свои условия, у неё своя жизнь. Своя – это когда она решает, что есть, что пить, с кем общаться, вступать в отношения и так далее. Конечно, можешь делать это, но в том случае, если хочешь испортить ваши отношения.

Несколько секунд в упор смотрю на неё. Ладно, я не законченный идиот, чтобы ничего не понимать. Уверен, такие напряжённые отношение между ней и её отцом.

– Что у твоей мамы?

Ребекка тут же меняется, её уверенность тает на глазах. Она опускает глаза и начинает теребить подол толстовки.

– Рак.

– Это… дерьмово, – у меня нет другого подходящего слова. На деле оно подходит как никогда лучше. Это действительно дерьмово.

– Знаю, – коротко соглашается она.

– Поэтому ты разговариваешь с ней ежедневно?

– Не только поэтому, это просто одна из причин. Всё становится ещё ценней, когда находишься в подвешенном состоянии и не знаешь, что ждёт завтра.

– Но что-то же должны говорить, становится лучше или хуже, это же заметно.

– Да, но всё может поменяться. Нельзя загадывать, может произойти ремиссия или рецидив. У неё рак голосовых связок, о его наличии можешь не догадываться, пока не пойдёт что-то не так.

– Как узнала она?

– Сначала постоянная сухость в горле, потом голос начал отдавать хрипотой и некоторые звуки тяжело произносились.

Улавливаю движение руки и изменения тона её голоса, верный сигнал, что она только что смахнула слёзы. Хреновый разговор, понимаю, что продолжать его вряд ли стоит.

– Она поправится, – завершаю я.

Ребекка тихо выдыхает, продолжая смотреть темноту ночи.

– Знаю.

Больше ничего не говорю, а по возвращению, она покидает салон машины, едва слышно сказав спасибо. Девушка возвращается к огню, по волшебству в её руках появляется папка, которую некоторое время назад я был бы рад сжечь, но сейчас понимаю, что она работает как отвлечение.

Обхожу машину и спиной опираюсь на дверцу багажника, продолжая взглядом прожигать затылок Ребекки, что склоняется над документами. Не сразу улавливаю, как рядом с ней появляется Энди, а я получаю слабый толчок в плечо. Нет необходимости поворачиваться, чтобы узнать, кто присоединился.

– Твоя толстовка, – звучит больше утверждением, чем вопросом, но всё равно киваю. – Ты ненавидишь, когда кто-то надевает твою одежду.

– Не было выбора.

– Какое-то тупое оправдание.

– Мы ездили до дороги, чтобы она позвонила, там прохладно, а у неё нет с собой ничего.

Дэни отклоняется со словами:

– Найду что-нибудь у Энди.

Хочу дернуться и сказать нет, но мысленно успеваю отвесить себе хороший подзатыльник. Стараюсь расслабить плечи, чтобы пожать ими.

– Какая уже разница.

– Ну ты и придурок, – смеётся он, как будто знает что-то больше меня.

Наблюдать долго не получается, Ребекка первая уходит в палатку, но на её губах улыбка, что уже хорошо. Я же дожидаюсь Патрика, который возвращается как никогда кстати, спустя десять минут с такой довольной улыбкой, от которой может порваться рот. Он не успевает дойти до нас, как я отстраняюсь от дверцы, хлопаю его по плечу и усмехаюсь.

– Надеюсь, Андреа не храпит.

– Какого хрена? – ворчит он в спину.

– Я же сказал, что она будет спать в моей палатке.

– У нас нет именных палаток, – смеется Дэни.

Завожу руку за спину и улыбаюсь, показав средний палец.

– Сегодня есть.

Ещё раз показываю средний палец, на этот раз Патрику, следом за чем одним махом закрываю молнию и падаю спиной на мягкий надувной матрас, которые расстилаем в каждой палатке. Ей придётся спать со мной, она и сама это знает. Не существует ничего, что остановит меня на пути к ней.

Розовый спальник буквально подмигивает мне, предлагая почувствовать себя хрупкой принцессой, но плевать.

– Джейк, ты и правда не знаешь рамок, – говорит Ребекка, свернувшись в спальном мешке с закрытыми глазами.

Сдвигаюсь выше и принимаю позу на боку, подперев висок кулаком. Ребекка приоткрывает глаза, и я подмигиваю ей.

– Всегда хотел почувствовать себя принцессой. Подаришь на день рождения мешок с диснеевскими крошками?

– Только если вернёшь моё белье.

– Хрен с ним, – улыбаюсь ей. – Обойдусь без мешка.

Ребекка вздыхает и отворачивается. Не тороплюсь следовать её примеру. Сгребаю девушку и двигаю к себе. Она не пытается бороться, и этому рад. Легко засыпаю под треск древесины костра, что отчётливо слышится из вне и втягиваю неповторимый аромат волос, в которые утыкаюсь носом.

Бекка

Приоткрыв глаза, первым делом поднимаю телефон. Сознание ещё в сонном состоянии, и память не сразу даёт сигнал о том, что я вторые сутки без связи с внешним миром. Никаких звонков, сообщений, почты. Ничего. И я действительно не могу расслабиться до конца, что-то внутри не позволяет это сделать, из-за чего начинаю злиться. Только сейчас, будучи вырванной из рутины, осознаю, насколько сильно потонула в работе. Я стала зависимой, хотя бы потому, что не успеваю открыть глаза до конца, как хватаю телефон.

На часах начало пятого утра, а сон как рукой сняло. Вздохнув, убираю руку Джейка в сторону и поднимаюсь. Не нужно пугаться и гадать, кто за спиной. Я знаю, что это он. Только он может наглеть с каждым новым днём больше и больше.