Я ждал всего минут пять, да и стоя в кармане стихийной парковки где-то в районе Каховки, никому не мешая и не рискуя схлопотать штраф, так что не успел вскипеть, хотя сама предстоящая поездка и была очень короткой и дешёвой. Ничего, без труда успокаивал я себя: на Каховке и такой заказ – подарок судьбы. В наше непростое время.

И вот в машину плюхается милый ребёнок и немедленно здоровается и извиняется.

– Наверное, нечасто! – сдерживая улыбку от ушей и краснея, произнесла пассажирка. – Угадала?

– Два раза. Ваш – второй. Так что я не могу не сделать вам комплимент. Готовы?

Девочка кивнула.

– Вы совершенно замечательная. Спасибо вам огромное.

Я остановился во дворе жилого дома, а улыбающийся ребёнок, сверкая не то счастливыми глазами, не то стёклами смешной круглой оправы, устремился, подпрыгивая, к подъезду.

– Спасибо за комплимент! Пока-пока!

* * *

– Родительская суббота, надо спешить. Вы верующий? Нет? Я обеих сестёр похоронила за эти два месяца, – произносит вдруг старушка, с которой тронулись от Молодёжной в сторону ближайшего храма. Ехать по пробке минуты три. Начинать разговор ужасно не хочется. Тем более об этом. Тяжело вздыхаю в ответ.

Пассажирка продолжает:

– Проклятый коронавирус… Кто же мог подумать.

Так бывает: сидящий сзади хочет моей реакции. Но иногда я совсем не хочу вступать в диалог. Да и ехать остаётся всего ничего, метров 100. Но правый ряд встаёт колом на повороте на Молодогвардейскую. И эти сто метров мы можем преодолевать ещё минуты три.

– Сёстры прививались? Вы прививались?

– Нам батюшка не велит. Не благословляет. Мы спрашивали, привиться или нет. Он не благословил. Я сейчас снова его спрошу. Страшно. Если разрешит, буду прививаться.

– Про прививку лучше спрашивайте у врачей, – я стараюсь говорить как можно более дружелюбным тоном.

– Я обо всём батюшку спрашиваю. Если благословит, привьюсь. Страшно. Двух сестёр похоронила.

* * *

– И чего вы не остановились? Видели же, что я стою. Зачем я шёл три метра?

Недовольный пакс в модной оправе сел в Мурену и с силой захлопнул дверь.

Ему действительно пришлось пройти метра три или два от того места, где он стоял, ведь я не остановился на Гончарном в правом ряду у бордюра, а в этом же месте свернул направо во въезд во двор, чтобы не блокировать правую полосу, с которой машины уходят налево на Садовое и вниз на набережную.

– Ясно же было, что я к вам. Зачем мы теряем лишние секунды?! – продолжал менеджер среднего звена.

Я сделал глубокий вдох. Есть два пути: промолчать и просто ехать дальше. Не ответить на вопросы, заданные мне.

А можно ответить. Объяснить. Я залез в приложение и посмотрел на свой рейтинг: ещё одну единицу я спокойно переживу.

И я объяснил импозантному господину, что водитель такси не знает, кто его пассажир (в отличие от пассажира, который знает, какая к нему едет машина) и я не могу быть уверен в том, что остановлюсь рядом с «правильным» прохожим. Что останавливаться в правом ряду и тормозить движение на светофоре – плохая идея, особенно если учесть, что можно в этом же месте нырнуть вправо. Что мой город, в котором я живу и по которому езжу, страдает от пробок, многие из которых возникают из-за стоящих в правой полосе болванов с авариечкой. Из-за болванов, которые хотят сесть в машину здесь и сейчас, но не в трёх метрах и через пять секунд.

Утром обнаружил свежую единицу, но совсем не расстроился.

Мне кажется, что ещё пара таких монологов от водителей такси – и что-то там сдвинется в голове у человека.

Сейчас ведь жить можно только надеждой на лучшее.

* * *

– Спасибо за прекрасное утро! – девушка широко улыбнулась и как будто сделала еле заметный воздушный поцелуй, а затем выпорхнула на тротуар.

Мы стартовали где-то в Черёмушках сорок минут назад и приехали на Озерковскую набережную к новому офисному центру, построенному на месте замоскворецких руин.

Началась эта поездка тоже с приятных слов. Про музыку. Звучал Маккартни. И барышня начала признаваться мне в любви к сэру Полу. Я ответил, что и для меня он очень особенный человек.

Вдруг я понял, что «всё сошлось»: Озерковская, Маккартни, весна. Со мной однажды приключилась потрясающая фантасмагорическая история.

И я взял и рассказал эту историю пассажирке.

Начало двухтысячных. Весна. Раннее утро выходного дня. Я заехал в офис, в мои любимые замоскворецкие переулки у Озерковской. Заехал не работать, без цели определённой, а просто так.

Был плохой период, трудный и противный. За несколько месяцев до этого я даже отказал себе в том, чтобы планировать поход на концерт Маккартни. Первый его концерт в Москве. Билеты не у Исторического музея, а поближе к сцене, начинались от полутора тысяч долларов и улетали куда-то в космос. О покупке такого билета не могло быть и речи: на тот момент это было примерно на полторы тысячи больше, чем я мог себе позволить.

И я просто убрал эти планы из головы. Зачем переживать, если ничего не можешь поделать?

Я вышел из офиса и пошёл вдоль любимой набережной, без цели или определённого направления, просто шёл, не глядя под ноги, а глядя на пустой город рано утром, от отсутствия машин и людей красивый настолько, что при других обстоятельствах я бы даже, наверное, остановился, любуясь им.

Я свернул за Балчугом на мост и пошёл в сторону древнего Кремля, стены которого пошловато красило нежным светом утро.

Навстречу мне двигалась небольшая процессия, несколько человек, идущих по тротуару. Лишь один выбивался из этой группы людей. Он был на велосипеде, но ехать ему приходилось очень медленно, чтобы оставаться рядом с остальными.

Это сейчас проклятые хипстеры на великах и самокатах рассекают своими смелыми галсами московские улицы и проспекты. Тогда же, двадцать лет назад, человек рядом с Кремлём на велосипеде выглядел по крайней мере странно.

Когда они поровнялись со мной, я вдруг понял, что на велосипеде – Пол Маккартни.

Что полагается делать в таких ситуациях, я не знал. Где-то внутри я ужасно заволновался. А везде снаружи – оцепенел и остановился.

Рядом с сэром Полом было несколько человек, они все тоже остановились потому что я фактически преградил им путь по тротуару Москворецкого моста. Я начал что-то говорить. Не помню, что именно. Какую-то глупость, очевидно. Все улыбались, глядя на очередного человека, ушедшего в транс при виде Божества.

– Are you coming tonight? – спросило Божество, махнув рукой в сторону Красной площади.

Конечно. Концерт. Сегодня. Тот самый, на который я не иду. О котором наконец забыл,