Одного из таких бедолаг как раз и вышвырнули служители – пьяный, судя по виду, то ли мастеровой, то ли возчик, отчаянно выдирался из крепкой хватки, хотя и сам, наверное, не смог бы объяснить, какой нечистый понес его на лед, в толчею хорошо одетых господ и барышень в шубках и с непременными муфточками.

Вытащив нарушителя за пределы освещенной площадки, служители, оглянувшись – не видит ли кто? – наскоро надавали бедняге по шеям, и тот пошел прочь, утирая юшку из разбитого носа и вполголоса понося «христопродавцев». Громче не решался – шагах в двадцати, на бульваре, бдил городовой.

– Вот так у нас повсюду! – горячо говорил Володя Лопаткин, провожая взглядом измордованного беднягу. – Пока чистая публика, эти господа со своими содержанками катаются под музыку – простой народ получает пинки и идет заливать горе в кабак! Вы-то должны понимать меня, Виктор!

Виктор кивнул. Понятно, кто бы спорил… хотя, скажем, бомж или гастарбайтер, рискнувший выползти в поддатом виде на лед платного катка Москвы 2014 года, пожалуй, не отделался бы разбитым носом. Впрочем, Лопаткину об этом говорить незачем. Единственный из студентов-народовольцев, кто знал о «гостях из будущего», Лопаткин впитывал любое их слово, как сухая земля – капли влаги. Но, к сожалению, в сочетании с пристрастием студента к кокаину эта страсть имела весьма неприятные последствия. С некоторых пор Виктор боялся отпускать куда-то одного Володю, а если надо было отлучиться по делам (например, в Питер, по вызову Геннадия), то он принимал меры, чтобы студент за время его отсутствия был под присмотром кого-то из своих.

Иначе никак: поди угадай, где очнется Володя от кокаинового дурмана и что наплетет в припадке революционного энтузиазма – и, главное, перед кем будет толкать эти речи. Дрон уже предлагал пристукнуть Лопаткина, а тело притопить в канализации, чтобы не выболтал чего не надо. Однако у Геннадия были на студента свои планы, так что приходилось пока опекать его, старательно скрывая глухое раздражение.

– …Как можно смотреть на это спокойно? – бормотал Володя. – И как можно мириться с такими несправедливостями? Когда народ голодает и мучается во тьме бесправия!..

«Что-то он разошелся, – обеспокоенно подумал Виктор. – Как бы не кинулся на кого… может, зря я ребят не взял? А то придется крутить друга Володеньку в одиночку…»

– Я вас понимаю, друг мой, и, поверьте, совершенно с вами согласен, – поддакнул он, прихватив Лопаткина под локоть. – Но вам лучше проявлять осторожность. Вы опрометчиво даете выход вашему гневу – праведному и святому, разумеется, но это может привлечь внимание сатрапов.

Лопаткин остановился и в упор уставился на собеседника. Глаза у него были глубоко запавшими и красными, в крошечных ниточках лопнувших капилляров. Студент все время облизывал губы – сухие, обметанные, красные по уголкам, нервически дергающиеся.

«Как вампир, – отрешенно отметил Виктор. – Сейчас кинется. Чеснок надо с собой носить, вот что…»

– Я только и слышу от вас – «осторожность», «сдержанность», «ожидание»! А я так не могу, понимаете, не могу! Каждый раз, когда я вижу, как кто-нибудь из этих негодяев проезжает по улице, я готов броситься под колеса их карет – просто так, без бомбы, чтобы хоть на секунду задержать их, помещать пить кровь из моего многострадального народа!

«Кто бы говорил… – подумал молодой человек. – Впрочем, да, Вовочка употребляет иные сильнодействующие средства. Хотя против крови тоже ничего не имеет, правда, в ином виде. Вот и хорошо – мы эту тему сейчас разовьем на пользу делу…»

– Ну почему же без бомбы? – мягко ответил Виктор, стараясь не выпустить локтя Володи из пальцев. Держать приходилось крепко – рука студента дергалась, даже сквозь толстое сукно шинели Виктор, кажется, ощущал лихорадочный жар. «Уж не простудился ли? – мелькнуло в голове. – Вот уж не вовремя… всего-то месяц остался…» – Почему же без бомбы? – повторил Виктор. – Вы, Володя, и сами в этой области отменный специалист. А мы вам всячески поможем. Вы же знаете, каковы наши… ваши возможности теперь, когда на нашей стороне – вся мощь человечества, победившего в будущем всякую несвободу и угнетения?

– Да, да! – лихорадочно зашептал Лопаткин. – Да, ваши технические приспособления… они великолепны! Если бы у наших было бы нечто подобное, то наше дело уже победило бы! И я не понимаю, Виктор, почему вы с Геннадием не хотите…

– Победа – это не только технические устройства, мой друг, – назидательно произнес Виктор. – Это еще и тактика борьбы, умение применять эти самые средства. И главное – решимость, дорогой мой, решимость!

– Это вы мне говорите о решимости? Мне? – Лопаткин яростно вскинул голову. – Виктор, но это, в конце концов, нелепо – вы же знаете, что я… нет, ушам своим не верю – вы МЕНЯ упрекаете в недостатке решимости, в то время как сами… Вот, право же, злая ирония!

И студент сухо рассмеялся, далеко откидывая голову. Острый кадык заходил на шее, натянулись жилы…

«И смеется он не по-человечески, – машинально отметил Виктор. – Точно упырь…»

Смех сменился булькающим кашлем. Лопаткин судорожно нашарил шарф – грязный, скрученный в неопрятный жгут, – и уткнулся ртом. Кашель стал суше, Владимир согнулся чуть не вдвое. Тощая спина под шинелью содрогалась от приступов.

«А похудел-то как… – отметил Виктор. – Может, и правда чахотка? Показать врачу или таблеток каких дать? А то свалится в неподходящий момент…»

Но вслух он сказал совсем другое:

– Вы не так меня поняли, Володя. Никто из нас не подвергает сомнению вашу решимость пойти на смерть ради революции. Вы ведь готовы на это, не так ли?

– Готов? – лихорадочно зашептал Лопаткин. – Готов? Да я только об этом… я спать не могу… – И он вновь зашелся в страшном приступе кашля.

– Вашему другу дурно, господин студент? Может быть, он нуждается в помощи?

Виктор обернулся. Это была парочка – франтоватый господин лет около сорока, в котелке и пальто со смушковым воротником, и совсем юная барышня – дочь? Любовница? Невеста? – кокетливо прячущая ладошки в крошечную муфту. Под мышкой господин держал сверток, а его спутница с беспокойством смотрела на заходящегося в кашле Лопаткина.

«На каток пришли, – машинально отметил молодой человек. – Вон, у кавалера коньки…»

– Нет-нет, спасибо, мы сами, – ответил он господину в котелке. – Сейчас мой друг посидит на скамейке, я возьму извозчика, и мы поедем.

– Но ему, очевидно, дурно, – настаивал франт. – Я приват-доцент по кафедре медицины, и поверьте мне, это очень скверный кашель…

– Спасибо, спасибо, господин приват-доцент, – бормотал Виктор, увлекая исходящего кашлем Лопаткина в сторону от фонарей, к выходу с бульвара. – Спасибо, мы уж как-нибудь сами…

«Принесла же их нелегкая, – раздосадованно думал он. – Только-только нужный разговор зашел… Впрочем, не беда – друг Володенька уже дозрел для пояса шахида. То есть он, конечно, не знает, что это – «пояс шахида», – но это и не так важно, правильно? Главное – колебаться будет не дольше, чем обычный шахид. То есть – ни секунды. Что ж, господин генерал от кавалерии Долгоруков, уважаемый московский генерал-губернатор, вас ждет сюрприз. Но уж извините – неприятный. Ничего личного, как говорится, просто вам не повезет – встретитесь вы со студентом Володей Лопаткиным в самый главный, завершающий момент его жизни…»