– Сколько? – ужаснулась Жанна. – Откуда у тебя этот барометр?

– Мне подарили, – с гордостью ответила Ксения Викторовна. – Один товарищ из Арабских Эмиратов, сраженный моими внешними данными и моим голосом.

– Дареное не дарят, между прочим, – заметила Жанна. – Я отказываюсь от Фаберже. Так что продолжай думать.

Разговор с матерью еще больше вывел ее из себя. Ксения Викторовна была вполне в своем духе, с этим «дворцовым» стилем и инкрустированным барометром, но Жанну возмутила ее слова о Ремизове. «Я совсем другого человека рядом с тобой представляла…» А кого? Кто рисовался в воображении исполнительницы народных песен Ксении Викторовны Дробышевой? Каким виделся ей жених дочери?..

«Вася самый лучший, самый добрый, самый хороший!.. – мысленно возразила она матери. – Это не он меня, а я его недостойна!»

От полноты чувств Жанна позвонила Ремизову.

– Ты где? Ты скоро? – нетерпеливо спросила она.

– Уже подъезжаю к Подмосковью… Буду часа через полтора-два. В этом Ярославле такая скука! Я только о тебе и думал… Все договоры подписал, так что до свадьбы у меня никаких важных дел уже не будет. Завтра заброшу документы в офис… Ты где?

Она словно увидела Ремизова, как тот в машине стремительно мчится по трассе в наступающих сумерках – к ней, к Жанне.

– Я у себя. Заедешь за мной?

– Да, конечно!

– Ты меня любишь?

– Люблю, люблю, люблю…

Жанна нажала на кнопку отбоя. Конечно, он ее любит. Он любит ее так, как она вовсе не заслуживает.

Ей вдруг стало не по себе – страх пополам с неуверенностью.

Она прошла на кухню, открыла холодильник. На полке лежал плавленый сырок. Жанна съела его – и тем только раздразнила голод. «И хозяйка-то я никудышная…»

Она быстро оделась, села в машину – в соседнем квартале был большой супермаркет. Апельсины, творог в стаканчиках, колбаса, хлеб, какие-то замороженные полуфабрикаты… Увидела на полке среди консервов «кильку в томатном соусе» – и бросила в корзину сразу три банки. Почему-то нестерпимо захотелось именно этой кильки.

Она села в машину и принялась чистить апельсин. Уже совсем стемнело, к лобовому стеклу прилипло несколько желтых листьев.

Надо было возвращаться, но Жанна почему-то медлила. Съев апельсин, она взяла в руки сотовый и набрала номер Руслана.

– Жанна? – отозвался тот не сразу. На заднем фоне гремела музыка и слышались голоса. В основном женские.

– Русик, ты все еще хочешь меня видеть?

Айхенбаум помолчал, а потом коротко произнес:

– Да.

– Ты где?

Он назвал адрес.

– Приезжай.

– Ты уверен, что действительно хочешь меня увидеть? – засмеялась она. – Учти, Русик, тебе придется разогнать своих девиц…

– Нет никаких девиц! – быстро сказал он. – Все, я тебя жду…

Жанна нажала на кнопку. Ей было по-прежнему страшно. Но она ничего не могла с собой поделать.

Пока ехала к Руслану, бессмысленно переключала радио – на всех каналах была музыка, на одном рассказывали про кометы, которые мчатся к Земле, сгорая в плотных слоях атмосферы…

Руслан Айхенбаум ничего не мог понять. Он ощущал себя собакой Павлова, которой дали две команды, каждая из которых отрицала другую. Некоторое время он молча сидел за столом, тупо глядя перед собой.

Справа сидела Верочка, очень хорошенькая и юная, а слева – Мила, которая была безусловно мила?. Верочка самовыражалась, увлеченно рассказывая, как она сдавала прошлую сессию, а Мила скучала, поглядывая на танцпол перед сценой.

– Руслан… Руслан, а кто тебе звонил, а? Руслан, ну ты чего?..

– Что? – встряхнулся он. – А, ну да… В общем, девочки, вынужден вас разочаровать. Сюда идет моя девушка, с которой мы поссорились. Я ее очень люблю. Я, скотина, занял у вас столько времени… Вынужден с вами распрощаться.

Верочка и Мила обменялись возмущенными взглядами.

– Нахал, – сказала Верочка.

– Нечего было нам головы морочить! – сурово поддержала подругу Мила. – Двинули отсюда, Вер.

Они ушли. Через некоторое время Руслан увидел, как девушки танцуют с двумя лохматыми студентами в пестрых свитерах. Ему стало немного легче. «Моя девушка»… Он назвал Жанну своей, не имея на то никакого права. Ее, чужую невесту.

А потом он увидел ее в дверях – в джинсах, в кожаном жакете, с взлохмаченными вьющимися волосами. Она была похожа на героиню старых черно-белых фильмов, где рассказывалось про военную или послевоенную Европу, – «Набережная туманов», «Касабланка», что-то еще в этом роде… В таких фильмах всегда был печальный конец.

Сердце у Руслана сжалось. Он махнул Жанне рукой – и она, лавируя между столиками, заспешила к нему. Он зажмурился, представив, что сейчас война, а он летчик, раненный и отпущенный ненадолго в тыл, а Жанна его девушка, вынырнувшая из тумана то ли Темзы, то ли Сены. Неверная и все равно желанная.

– Русик! – Она села рядом и быстро погладила его по плечу. – Здравствуй, Русик.

– Я так соскучился… – Он поймал ее руку, прижал тыльной стороной ладони к губам. – Думал, что не увижу тебя никогда!

– Ты загорел! – Официант принес меню. – Ужасно хочется есть… И пить.

Она заказала себе огромную порцию спагетти с томатами и бокал «блю кюрасао», синего, точно жидкость для мойки стекол. Такой выбор несколько удивил Руслана.

– Ну что ты смотришь?.. – засмеялась Жанна. – Я сейчас была в магазине, вообще купила кильку в консервах… Сидоров тебе звонил?

– Звонил. Он в кибуце, выращивает бананы.

– Где он? – изумилась Жанна.

– Это такая деревня, вроде нашего колхоза советских времен. Там все общее, денег не платят, еду и одежду выдают. Работают с утра до ночи, все вопросы решают на общих сходах.

– Да слышала я про эти кибуцы… Не понимаю только, что Сидорову там надо?..

– Ты же помнишь, он мечтал о работе в саду. Вот теперь бананы собирает…

– Смешной Яшка. – Она с аппетитом принялась поглощать спагетти.

– Ты как будто неделю не ела, – умиленно произнес Руслан. Девушке с набережной пришлось голодать – как-никак время-то военное, нехватка продуктов! Он, солдат, делился с ней своим последним пайком. Девушка собиралась замуж за какого-то штабного прохвоста…

– Ты выходишь замуж? – печально спросил Руслан, он же военный летчик.

– Да. То есть нет… Не знаю! – Жанна промокнула губы салфеткой, потянулась к своему «блю кюрасао». – Идем потанцуем?

Был медленный танец. Руслан обнимал Жанну, чувствуя, как гибнут в нем остатки разума. Потом он повел ее в коридор и там, между бильярдной и гардеробом, под лестницей, принялся целовать ее.