Действия фашистов в большом совете были проведены, как выразился Чиано, «с такой бестактностью и тупостью, на которую были способны разве только немецкие генералы». Никто из участников не имел четкого представления о том, что произойдет после того, как машина будет приведена в действие. У каждого, по всей видимости, имелась собственная программа, но не было единства ни в мыслях, ни в целях. Король быстро воспользовался сложившейся обстановкой нерешительности и замешательства, давшей ему шанс на проведение своей акции против Муссолини даже раньше, чем он планировал. Дуче попал в западню как ребенок. Если бы он был вполне бодр и в здравом уме, то, вне всякого сомнения, не пошел бы навстречу с королем на вилле Савойя.

За исключением попыток оправдания своих личных действий и поступков, Чиано оценивал ситуацию вполне реалистично и беспристрастно. Конечно, многих деталей он не знал, так как не пользовался доверием королевских конспираторов. Что же касается оппозиционной группы в большом совете, то она была раздроблена в результате многообразия интересов и целей, многие из которых носили личностный характер, поэтому единого фронта она не представляла. Большинство с неохотой шли на кооптацию с Чиано и лишь соображение, что имя зятя Муссолини может нести позитивный импульс, подвигало их на этот шаг. Но он так и не сыграл решающей роли в их деятельности, поскольку его логическая оценка происходящего в расчет не принималась.

Мнение Чиано, что король просто умело воспользовался ситуацией, сложившейся в результате действий большого совета, скорее всего, соответствует действительности. Данных о координации действий этих двух заговорщических групп нет, так что Муссолини в определенной степени прав, говоря о том, что «был обманут предательски». Плоды действий фашистской оппозиционной группы и большого совета были присвоены королем благодаря его тонкому оппортунизму.

После вызволения единственным желанием Чиано было покинуть Европу, и как можно скорее. Он не намеревался возвращаться в Италию, но и его непонятное положение в Германии его не устраивало. Поэтому он хотел выехать в Испанию, а оттуда в Южную Америку. В качестве средства обеспечения отъезда, он сделал мне деловое предложение, решившись передать свои драгоценности в обмен на беспрепятственную поездку.

В ходе наших бесед на Штарнбергерском озере Чиано неоднократно упоминал о своих дневниках, которые, несомненно, имели политическую и историческую ценность и которые он собирался передать нам.

Он дал мне понять, что Риббентроп в них настолько скомпрометирован, что не сможет более оставаться на посту министра иностранных дел. Этот факт произвел на Кальтенбруннера большое впечатление, так как он давно уже желал смещения Риббентропа. Во время своей первой встречи с ним Чиано сумел разгадать его ненависть и теперь умело этим воспользовался. Одобрение Кальтенбруннера на сделку было таким образом получено.

Используя возможности нашей секретной службы, я провел все необходимые приготовления. Чиано и его жена получили фальшивые южноамериканские паспорта, однако план был испорчен в результате грубой ошибки графини. Несмотря на мое предупреждение, она решила испросить разрешение и поддержку Гитлера, когда нанесла ему визит в его ставке. Результат был прямо противоположен тому, на что она надеялась. Гитлер запретил секретной службе обеспечивать отъезд Чиано. Он хотел, чтобы Чиано возвратился в Италию, будучи уверенным, что тот получил важный пост в новом правительстве, поскольку в замке Хиршберг, где размещался Муссолини после своего освобождения, между ним и зятем было достигнуто полное примирение. Геббельс и Риббентроп поддержали мнение Гитлера. Риббентроп, опасавшийся, что Чиано может представить компрометирующие его материалы, очень хотел, чтобы тот оставался на территории, контролируемой немцами. Он даже признался Кальтенбруннеру, что, находясь за рубежом, Чиано подложит ему свинью.

Поэтому, когда Муссолини под воздействием Буффарини также потребовал возвращения Чиано в Италию, Гитлер дал свое согласие. Чиано, вообще-то не желавший ехать, побоялся навредить самому себе. К тому же он подумал, что выехать из Италии в Южную Америку будет проще, чем из герметически закупоренной Германии. Он был весьма удивлен, когда после посадки самолета в Вероне его арестовала итальянская полиция и препроводила в тюрьму.

Несмотря на происшедшее, я не отказался от оказания ему помощи, быстро войдя в контакт с ним. Мне удалось пристроить к нему в качестве переводчицы свою римскую секретаршу Хильдегард Беетц. Она передала ему предложение выезжать не в Испанию, а в Венгрию. Кальтенбруннер надеялся тем самым устранить недоверие Гитлера, ибо Чиано оставался бы на территории, подвластной германской империи.

Чиано согласился, а мы нашли венгерского аристократа, который изъявил готовность принять его у себя в поместье в Трансильвании. Соглашение об этом было принято не только устно, но и письменно и подписано Чиано и Кальтенбруннером. Чиано вновь пообещал передать свои драгоценности немецкой секретной службе за оказание помощи в освобождении его из тюрьмы. Чтобы показать свою признательность, Чиано предложил нам передать заранее некоторую часть своих дневников. Он обрисовал тайник в Риме, где лежали эти бумаги, «переводчице», которая успела снискать его расположение, и попросил ее принести документы ему. Когда же они оказались у нас, то подтвердилась несомненная ценность дневниковых записей.

План воздействия Чиано был весьма прост. Опираясь на информацию, что тюремная администрация не станет возражать против бегства Чиано, было решено, чтобы начальник немецкой полиции безопасности Вероны занял со своими людьми весь тюремный комплекс. Позднее немцы объяснят, что они якобы опоздали со своим вторжением, так как Чиано уже бежал. Как только из Венгрии будет получено достоверное сообщение, что он прибыл туда, жена его передаст нам обговоренные драгоценности. Гиммлер и Кальтенбруннер решили действовать самостоятельно, исходя из того, что Гитлер запретил выезд Чиано лишь за пределы земель, контролируемых Германией. Они надеялись, что фюрер заинтересуется весьма важными документами Чиано и даст свою ретроспективную санкцию на проведенную ими акцию.

Но в последнюю минуту мужество изменило им, так как они узнали, что Геббельс и Риббентроп настраивали Гитлера не проявлять благосклонность к Чиано. Опасаясь, что такой совет может оказаться убедительным, Гиммлер и Кальтенбруннер решили все же получить разрешение Гитлера, прежде чем действовать дальше. Как и следовало ожидать, ответ фюрера был бескомпромиссным: он запретил любые попытки по оказанию помощи Чиано и пригрозил суровым наказанием любому, кто осмелится нарушить это его указание. Объективно говоря, его отказ практически обрек Чиано на смерть. Гитлер же отпарировал это, сказав:

– Муссолини не допустит, чтобы отец его любимых внуков был казнен.

Вообще-то Гитлер, несомненно, полагал, что арест Чиано и возбужденное против него дело не следует принимать всерьез, что это – «обычный итальянский блеф и сотрясение воздуха» и что никакая опасность бывшему министру иностранных дел реально не угрожает. Как стало известно позже, он сказал Геббельсу, что ему непонятно, почему Муссолини не наказал Чиано и других ренегатов из числа фашистов, добавив, что уж своего-то зятя он слишком сурово наказывать явно не будет.