— Не имею понятия. Вчера в баре мы кому-то наступили на мозоль.

— Но это же была всего лишь мелкая потасовка. Даже дракой ее нельзя назвать.

— При чем тут твоя драка?

— Тогда в чем дело?

— Кому-то очень не понравились мои расспросы. И этот кто-то быль столь настойчив, что выяснил, где я остановилась и какой номер телефона в этом доме. Как вам это?

— Отлично, — сказал Капитан. — Даже лучше, чем я предполагал. Этот человек угрожал тебе?

— Скорее, он пытался оскорбить меня. В основном, он использовал грязные слова, из которых диалект Цери состоит почти наполовину.

— Что конкретного он сказал?

— Да почти ничего. Сказал, что если буду приставать к людям с расспросами, мне быстро заткнут рот. Еще он сказал, что мне не поможет и тот грязный алиен, которого я повсюду таскаю с собой для защиты. На него тоже управа найдется. Он имел в виду тебя. И что теперь?

— Надеюсь, что ты не прекратишь свои расспросы, — предположил Капитан.

— Ни за что!

— Тогда всё в порядке. Что ты собиралась делать сегодня?

— Пойду на рынок и куплю копченой рыбы. Сто лет не ела настоящей копченой рыбы. Кроме того, рынок такое место, где можно поговорить со многими людьми.

— Я пойду с тобой, — встрял Денисов.

— Не нужно. Оставайся дома и выздоравливай.

— А кто тебя будет охранять?

— Обойдусь. Со мной не станут разговаривать, если за моей спиной стоит огромный телохранитель из чужих. Понятно?

— Пусть идет одна. Так и вправду будет лучше, — сказал Капитан Денисову. — Она ничего не узнает, если ты будешь торчать рядом.

* * *

Йец надела темные очки с виртуальной картой города, которая проецировалась прямо в зрачок, взяла немного денег и вышла.

Деньги всё еще имели хождение на Тибере. Хотя большинство крупных городов были полностью заброшены и лишь частично разграблены и каждый желающий мог найти там достаточно всякого добра, деньги по-прежнему использовались для покупки продуктов, одежды и прочих мелочей. Ценность денег была условной, потому что можно было легко собрать определенную сумму, обшарив пустые квартиры. Люди всё еще цеплялись за них, скорее по привычке, чем по необходимости.

Йец шла по пустой улице. Под ногами пыль и песок, сквозь который пробивалась трава. Посредине улицы протоптана узкая тропинка. Вдали шла женщина в зеленом платье, возможно, она тоже шла к рынку.

Постепенно людей становилось больше. Рынок находился в центре города.

Единственное место, где еще можно было купить продукты. Сюда съезжались последние оставшиеся в живых жители деревень. У края рынка расположились фруктовые ряды, чуть дальше — мясные; мясо животных было так нежно, что его обычно ели сырым.

А вот и рыбные ряды. Йец быстро и со знанием дела выбрала то, что хотела. Рыбина была увесистая. Затем подошла к точильщику ножей.

— Мне нужен нож. Хороший нож, — сказала она.

— Плохих у меня не бывает, — ответил худой и загорелый старик. Его руки до самых локтей были цвета копченой рыбы, но из-под рукавов виднелись полоски белой кожи. — Вам нужен нож для кухни?

— Нет. Для самообороны.

— Есть у меня такой, могу продать, но… — протянул старик, — … программного обеспечения нет. А его вам не продаст никто.

— А мне оно и не надо. Свое есть, — отрезала она. — Что вы на меня так смотрите? Пытаетесь запомнить?

— Нет. Но, кажется, я тебя знаю.

— Вы не можете меня знать, — возразила Йец. — Я не здешняя. Я впервые в Акане. Я жила далеко отсюда. Очень далеко. В тех местах, где вы никогда не бывали.

— Йец, — сказал старик. — Я вспомнил. Тебя звали Йец. Семьдесят второй год. Планета Хи. Тогда тебе было всего четырнадцать. Ты почти не изменилась. Тот же голос, тот же взгляд.

— Откуда вы знаете? — удивилась она. — На планете Хи жили только женщины. Вы не могли там оказаться.

— Мы почти вытащили тебя оттуда, — сказал старик. — Мы вытащили из рабства четырех твоих подруг, заплатив большой выкуп, и вели переговоры насчет тебя.

Но началась зима, и все женщины племени ушли в горы. В последний вечер мы попытались тебя украсть, и я получил две пули в спину. Тебе было четырнадцать, а мне девятнадцать.

— «Миссия освобождения»… — заволновалась Йец. — Неужели это ты, Сиф?

Я думала, что тебя пристрелили. Ты чуть не погиб по моей вине! Это ведь было так недавно!

— Пятьдесят лет назад, — ответил Сиф. — Тогда ты мне очень нравилась, но я не решился сказать тебе об этом. На следующий год миссия снова прибыла на планету Хи, но тебя уже там не было. Видишь, я не забыл тебя за эти годы.

— Я тоже не забыла тебя, Сиф, — всхлипнула девушка. — Как ты жил? Расскажи.

— Долгий разговор. Если хочешь, пойдем ко мне. — Старик начал складывать ножи в ящик.

— Конечно, хочу!

— А нож тебе все-таки не нужен. Даже если есть программное обеспечение.

* * *

Сиф жил в комнате на шестом этаже большого пустого дома.

— Здесь живут еще несколько семей, — рассказывал он. — По одной на каждом этаже. Мы не общаемся и даже не знаем друг друга. Люди слишком привыкли к пустоте. Но что делать, скоро здесь ничего не останется, кроме пустоты.

— И тебе это нравится?

— Мне нет. Но многим нравится. Каждый, кого ты спросишь, скажет, что он вполне доволен.

— Но это же вранье.

— Конечно. Люди не могут думать одинаково. Одинаковыми людей делает только страх. Расскажи о себе. Ты так молода и красива. Сейчас на Тибере не любят молодых и красивых. Ты заметила, что молодых почти не осталось? Детей нет вообще. Может быть, где-то в дальних деревнях, я не знаю.

— Я много путешествовала, — сказала Йец. — В основном, не по своей воле. Но это тоже долгий разговор. Не хочу вспоминать. Я…

— Ты пришла, чтобы убить меня? — перебил Сиф.

— Я? Как ты мог подумать такое? Зачем мне тебя убивать? Ты мое самое светлое воспоминание. Почему ты об этом спросил?

— Вначале ответь мне, как тебе удалось остаться молодой?

— Наш корабль уходил от погони где-то на границе Галактики. Мы слишком близко подошли к световому барьеру, пытаясь оторваться от них. И потеряли больше сорока лет. Кажется, это называется релятивистским смещением времени.

— Это правда?

— Правда. Почему ты сомневаешься?

— Потому что люди, которых мы боимся, — сказал Сиф, — они тоже молоды и красивы, как ты. И тоже не стареют. Когда я увидел и узнал тебя, я решил, что ты пришла меня убить. А что еще я мог подумать…