– Спрашивай… – Он склонился над ней и поцеловал несколько раз ее голову. – Как бы я хотел узнать, что сейчас происходит в этой головке, о чем ты думаешь…

– Скажите, откуда вам известно имя Бориса Губина? Помните, когда вы пугали меня еще там, в Москве, то приписали мне и его убийство… Вот я и хотела спросить: почему? Каким образом я, по вашему тогдашнему мнению, была связана с ним?

– Ты угнала его машину, а на следующее утро его нашли убитым в его собственной квартире…

– Я угнала его машину? С чего вы это взяли?

– Вадим, который следил за тобой, видел, как вы с Пасечником оставили красный «Фольксваген» на шоссе… Разве это не так?

– Так когда же началась ваша слежка? С какого момента? – Белла хотела услышать это, чтобы понять, где и когда она допустила ошибку. И почему не чувствовала, что за ней следят. – Вы сказали мне тогда, в Москве, что впервые увидели меня на похоронах, на кладбище… И я поверила, потому что вы действительно могли быть там в это время и увидеть меня в машине Пасечника… Но красный «Фольксваген»… Откуда вы знали о нем?

– Тебя еще раньше заметил Вадим…

И тут Белла вспомнила. Ну конечно! Как же она могла забыть блондина в темных очках, которого она видела в кафе за несколько минут до ее знакомства с Пасечником. Он еще шутил тогда с продавщицей, а та спросила его, что он будет, минеральную или кофе…

– Я вспомнила. Это было в кафе. Ай да Вадим! Ай да Скандинав! Бесценный человек. Во всех отношениях. Теперь понятно, откуда вам известно про Губина… Но только мне это имя ни о чем не говорило, пока я не услышала о нем от Савельева…

– Вадим поехал за вами в ту ночь, когда вы отправились в «Сады», чтобы вывезти «Фольксваген» с какой-то дачи… Он видел, как Пасечник выехал на нем и оставил на шоссе… Потом Пасечник вернулся за тобой, ты ждала его возле ворот этой дачи, вы сели в его машину и вернулись в город… Правда, он зачем-то останавливался у кафе «Панорама»… Не помнишь, зачем?

– Помню, конечно. Он хотел показать мне город с высоты… А еще – розарий. Значит, тот человек, который остановился возле нас на машине и попросил прикурить, и был Вадим?

– Значит… Белла, мы с тобой заговорились… Пойдем поужинаем… Я видел в холодильнике торт… Откуда он?

– Это я испекла, представляешь? – Она заметно оживилась и не заметила, как снова с привычного «вы» перешла на еще непривычное для нее «ты». Они направились на кухню, где Белла принялась готовить ужин. Она достала из холодильника замороженные бифштексы, пиццу, подогрела все это в печке и быстро накрыла на стол. Петр Филиппович включил маленький телевизор. Местное телевидение показывало заседание областной думы, и вдруг Белла увидела Володарского… Он произносил речь с трибуны, говорил громко, уверенно, эмоционально и даже немного резко… Как же он был не похож на того мужчину, с которым она только что целовалась…

– Хочешь послушать? – спросил Петр Филиппович, расправляясь с бифштексом. – Думаю, что тебе это будет неинтересно… Хотя… Хотя я говорил именно о химическом комбинате… И пускай мои планы относительно него менялись довольно часто, я все же нашел деньги на его реконструкцию, но только уже без немцев… Нет, ты не подумай, я не националист, но мне бы хотелось, чтобы на комбинате работали наши деньги, российские… Ты еще слишком молода, Белла, и многого не понимаешь…

– Тогда я не понимаю, зачем было вообще посвящать меня в твои финансовые дела? – возмутилась она, раздосадованная на то, что ее не воспринимают всерьез. – Зачем ты рассказал мне о Цюрихе? Пусть я слишком молода, но в таком случае ты – слишком стар и опытен… Вот и ответь мне, зачем же было мне все это рассказывать? Откуда в тебе такая уверенность в том, что я сохраню это в тайне?

– Пойми, я не мог тебе этого не рассказать, мне необходимо было открыть тебе глаза на Лермана!

– Он вор, но, выходит, и ты тоже вор! – Она воскликнула это довольно громко, но потом смолкла, покраснела и чуть не подавилась пиццей.

– Я не вор, я человек, который находится в постоянном напряжении и думает, куда бы повыгоднее вложить деньги… Ты многого не знаешь… Макс должен был в Цюрихе провести переговоры на предмет покупки там, в Швейцарии, отеля… Да, я перевел туда деньги, но они предназначались для открытия реабилитационного центра, где лечили бы детей с лейкемией…

– И ты бы смог объяснить это немцам, которые перечислили эти деньги сюда, на реконструкцию химкомбината? Просто смешно!

– Ничуть не смешно. Просто я притормозил эту инвестицию, вот и все. Если угодно, они могут в любое время забрать свои деньги назад, но только они этого никогда не сделают…

– Откуда такая уверенность?

– У Вагнера, который как раз и представляет их интересы, большие планы… Пусть он строит животноводческий комплекс в степи. Это сложнее, но зато важнее для области. Откроется множество рабочих мест…

Белла улыбнулась:

– А я и не знала, что мы с тобой за ужином будем говорить об открытии новых рабочих мест… Это так дико, для меня, во всяком случае…

– Тогда оставим это… Просто не очень-то приятно, согласись, когда тебя называют вором…

– Макс сказал мне, что ты собирался покинуть губернаторское кресло и поехать со мной жить за границу.

– Не жить, а пожить… недельки две…

– Пятого сентября?

– А он был хорошо проинформирован… – Володарский посмотрел на Беллу, словно не решаясь что-то произнести, но потом, тяжело вздохнув, все же спросил: – Так, значит, у него нет доверенности? Это он тебе сказал?

– Да, он сказал, что оставил все бумаги в машине, в которой добирался до аэропорта. И я склонна верить тому, что он говорит правду… Если бы доверенность была у него, навряд ли он сидел бы сейчас здесь… Он уже давно перебрался бы если не в Цюрих, то, по крайней мере, в Москву…

– Странно, что он не ищет тебя… – заметил Володарский, и Белла подумала, что за весь сегодняшний день она ни разу не вспомнила про Макса.

– Может, он обрадовался, что я ушла от него?.. Одной проблемой меньше…

– А что это за квартира, куда он тебя привез? Кому она принадлежит?

– Никому. Ее снял для нас его дядя, ювелир Герман Леви.

– Знакомое имя…

– Да вам, наверно, Макс говорил о нем… А может, и предлагал какой-нибудь браслет… – Сказав про браслет, Белла вспомнила об украшениях, которые ей сегодня показывал Савельев. И о сумочке. Она рассказала обо всем Володарскому.

– Значит, в машине находилась какая-то женщина, которой было поручено изображать тебя, – сказал он.

– Но кому это было нужно?

– Судя по тому, что ты мне рассказывала раньше, в Макса была влюблена Вера Фишер. Ты напрасно недооцениваешь ее чувства… Ревность – одно из самых сильных чувств, а уж жажда обладания человеком, которого любишь – вот, посмотри на меня, – это вообще вечный рычаг, вечный двигатель!.. Можешь мне поверить. Я ради того, чтобы сбить тебя с толку, чтобы напугать и в результате потом овладеть тобой, проделал колоссальную работу: слежка, дурацкие фотографии, совершенно идиотские звонки по телефону… Я намеренно сводил тебя с ума, чтобы ты ослабла и вот в таком гуттаперчевом состоянии упала в мои объятия. Вот и суди теперь о силе человеческих чувств… А теперь переключись на Веру. Она любит Макса. Что ей надо сделать, чтобы он бросил тебя и ушел к ней? Что сделала бы ты?