8 января 1862 года: «Я не знаю покоя ни днем, ни ночью. Ложусь спать, а поутру встаю еще более усталой, чем была вечером, ночью же беспрестанно просыпаюсь в ужасном смятении, раздавленная горем! Ах! Все это слишком ужасно, слишком чудовищно!»

11 января 1862 года: «Работаю и работаю, но едва справляюсь с объемом работы! Никогда не любила вести дела, а теперь мне только это и остается! Дела общественные и личные – все обрушилось на мои плечи! Мой любимый облегчал эту ношу, уберегал меня от малейшего беспокойства, но теперь я вынуждена трудиться в одиночестве!»

2 мая 1862 года королева добралась до Балморала, но привычный вид усадьбы разбередил ей сердце. «Оглушительно рыдая, я поднялась вместе с Алисой и Аффи на второй этаж! Увидела головы оленей – комнаты – кабинет нашего милого, обожаемого папы – его сюртуки – шляпы – килты – от этого зрелища содрогнулось мое измученное тело»[188].

Но если грустить, то за компанию – таково было ее правило. Виктория приложила все усилия, чтобы дети тоже ощутили всю глубину скорби. Любой намек на веселье приравнивался к измене. Виктория признавалась, что, когда за столом кто-то шутит, ее сердце истекает кровью. Поймав Берти с сигаретой через две недели после похорон отца, Виктория устроила ему страшный разнос. Как можно быть таким бесчувственным?

Тяжелее прочих детей приходилось четырехлетней Беатрисе, которую, как и сестер, обрядили в пышное платье из шершавого черного бомбазина. К малютке дочери Виктория проявляла снисходительность, иными словами, не шикала на нее, если девочка смеялась и шумела. Но даже Беатриса ощущала тиски траура и старалась вести себя потише, ничем не досаждая маме. Как-то раз она созналась фрейлине: «Сегодня в голову мне пришла такая смешная мысль и очень меня развеселила, но потом она стала неприличной, и я перестала ее думать»[189]. Из озорной шалуньи Беатриса превратилась в тихую забитую скромницу, которая пряталась в материной тени.

* * *

Траур по принцу не считался достаточным предлогом, чтобы отложить грядущие свадьбы. При жизни Альберт приложил немало усилий, чтобы подыскать достойную пару для Алисы и Берти, и его воля должна быть исполнена.

Первой настал черед Алисы. 1 июля 1862 года принцесса вышла замуж за принца Людвига Гессенского. Скромная церемония в гостиной Осборна, по словам Виктории, напоминала скорее похороны, чем свадьбу. К завтраку младшие сестры Алисы спустились в черном и лишь перед самим венчанием нарядись в белые платья подружек невесты. По счастливому стечению обстоятельств приданое Алисы было приготовлено заранее, иначе ей пришлось бы вести в Гессен набитые черными платьями сундуки.

«Это был самый печальный день на моей памяти», – отзывалась о свадьбе дочери Виктория. На венчание она пришла в глубоком трауре, а во время церемонии не сводила глаза с семейного портрета, на котором талантливый льстец Винтерхалтер изобразил Викторию и Альберта в окружении прелестных крошек. Королева едва сдерживала всхлипы, принц Альфред тихо плакал, и даже в глазах архиепископа Йоркского стояли слезы, когда он зачитывал молодым их обеты.

Вслед за сестрой цепи Гименея примерил Берти. Настроение королевы не располагало к веселью, и она предложила продублировать свадьбу Алисы и Людвига. Но ее подданные посчитали, что будущие король и королева заслуживают более грандиозного венчания, и Виктории пришлось согласиться.

Свадьба принца Уэльского состоялась в виндзорской часовне Святого Георгия, но этим уступчивость королевы исчерпывалась. Она отказалась встать рядом с молодыми. Укутанная во все черное, Виктория следила за церемонией из укромной ложи над алтарем.

Накануне свадьбы она подвела обрученных к мавзолею во Фрогморе, где спал вечным сном принц Альберт, и провозгласила: «Он тоже вас благославляет»[190]. А в торжественный день отличился четырехлетний Вилли, сын Вики и будущий кайзер Вильгельм. Сначала сорванец досаждал взрослым, швыряясь всем, что под руку подвернется, а когда его попытались утихомирить, цапнул за ногу дядю-гемофилика Леопольда. Словом, это было типичное мероприятие в семействе королевы Виктории. Если у датской принцессы оставались сомнения по поводу того, в какую семью она попала, они развеялись на свадьбе.

На следующую по старшинству дочь, принцессу Елену, Виктория не возлагала особых надежд. Альберт так и не успел распорядиться ее судьбой, ведь Ленхен была еще слишком мала.

Не блистая талантами, как Вики или Луиза, Ленхен могла похвастаться разве что добрым, покладистым нравом. До поры до времени Виктория решила приберечь дочь для себя, сделав ее своей компаньонкой на смену уехавшей Алисе. Но жених для Елены нашелся скорее, чем рассчитывала матушка. Во время одного из визитов в Германию, когда ей выпала почетная обязанность сопровождать мать, Елена влюбилась в принца Кристиана Шлезвиг-Гольштейнского.

Внезапная влюбленность Елены озадачила всю родню. Никто не мог понять, что же она нашла в своем избраннике – небогатом, плохо образованном и вдобавок старообразном. Когда Елена и Кристиан появлялись вместе, казалось, что племянница ведет на прогулку пожилого дядюшку. В то же время их роднила спокойная доброжелательность, и видно было, что такой мужчина никогда не обидит свою жену.

Виктория одобрила выбор дочери. Она дала согласие на брак с тем условием, что супруги будут проживать в Англии, пусть и не при дворе, но хотя бы поблизости. Так будет удобнее всем и в первую очередь Кристиану, которому в любом случае не на что содержать семью.

Далеко не все родственники разделяли ее мнение. Узнав о брачных планах Ленхен, возмутилась Алиса: из далекого Гессена ей казалось, что матушка принуждает сестру к браку с никчемным человеком, лишь бы держать обоих на коротком поводке. Кроме того, между Шлезвиг-Гольштейном и Пруссией велись территориальные споры, и проницательная Алиса опасалась, что такой союз может сказаться на положении Вики. Вдруг злобные Гогенцоллерны совсем ее затиранят?

Привыкшая к абсолютному повиновению детей, Виктория была шокирована тем, что дочь посмела иметь свое суждение по вопросу, который не касается ее никоим образом. «Ревнивая, лукавая и омерзительная», – раз и навсегда пригвоздила она Алису.

Свадьба Елены была назначена на 5 июля 1866 года. Через пять лет после смерти мужа Виктория продолжала цепляться за траур, но контраст с унылыми бракосочетаниями Алисы и Берти все равно был велик. Вместо бесформенного бомбазинового платья королева заказала муаровый наряд, расшитый серебряными нитями, а поверх вдовьего чепца надела бриллиантовую тиару. Она уже не пряталась от взоров и сама подвела дочь к алтарю, с достоинством отвечая на все вопросы архиепископа.